Песчаный город
Шрифт:
Когда настала минута разлуки, три друга не произнесли ни слова. Их прощание и их надежды смешались в крепком объятии…
Последние слова эль-Темина были приказанием помощнику капитана напомнить ему, что пары должны быть разведены и «Ивонна» готова сняться с якоря каждую минуту.
Потом с простотою древнего героя, он подал сигнал к отъезду, став с Барте во главе колонны. Через пять минут все исчезли в ночной темноте.
Доктор оставался несколько минут в глубоком изумлении, спрашивая себя, не жертва ли он страшного кошмара. Помощник капитана «Ивонны» заставил его опомниться.
— Я к вашим услугам, — сказал ему офицер-негр на чистейшем французском языке.
Шарль Обрей на Кадуре и в сопровождении своего верного Фокса машинально следовал за помощником капитана, когда чей-то голос закричал позади него меланхолическим тоном:
— Разве благородный наследник Барбозов должен оставаться здесь караулить палатки?
И Хоаквин, вскочив на лошадь, на которой он ехал во время путешествия, поехал рядом с доктором.
По просьбе доктора, помощник капитана, ехавший на маленькой суданской лошадке, проехал мимо предместьев Тимбукту. Там даже остановились на час, но никакой шум не нарушал ночной тишины.
— Поедем, — сказал Шарль Обрей со вздохом, — я поклялся и не должен нарушать мою клятву!..
Все трое поскакали по направлению к Нигеру.
ГЛАВА VI. Божий Суд
Когда три всадника подъехали к шхуне, их уже ждали там. По доскам, переброшенным с судна на берег, два негра отвели на шхуну лошадей, кроме лошади помощника капитана, которая была привязана к молодой пальме на берегу.
Сойдя с лошади, доктор очутился в присутствии капитана, который вез его из Марселя в Танжер; капитан поклонился, не говоря ни слова, и продолжал ходить по палубе.
Молодой человек вошел в кают-компанию, служившую ему гостиной три года тому назад. Там не было никакой перемены. При слабом свете ночника он заметил на диване разные вещи, принадлежащие ему, ящик с его инструментами, дорожную аптечку и разные другие мелочи, которыми он дорожил и которые эль-Темин прислал на шхуну с маврами.
Собака узнала свое бывшее жилище, потому что легла на диван со вздохом облегчения; быть может ей также было приятно променять жгучий песок на мягкий диван.
Все окна в рубке были закрыты герметически, как будто не желали пропустить наружу ни малейшего света. Жар был удушливый.
Изнемогая от волнения, доктор вышел на палубу и начал осматривать судно с лихорадочным нетерпением… Глухой и правильный шум заставил его предположить, что пары разведены; он не сомневался в этом более, когда в узкое отверстие увидел четырех кочегаров, подбрасывавших топливо в печку.
Капитан и его помощник спокойно прохаживались взад и вперед, и можно было подумать, что они не подозревают драмы, происходившей вдали, если бы их молчание не обличало серьезной озабоченности.
Возле трубы два человека спали, завернувшись в белые бурнусы; это были мавры, Бен-Абда и Бен-Шауиа, которые, верно исполнив данное им поручение, спокойно ждали на шхуне приказаний эль-Темина.
Три часа прошло в этом смертельном ожидании, и скоро беловатая полоса на востоке возвестила о близости рассвета.
— Они были бы здесь, если бы им посчастливилось! — вскричал доктор, с отчаянием ломая руки.
Вдруг раздался мужественный голос капитана, который уже некоторое время рассматривал горизонт в подзорную трубу.
— Все на палубу!
Приказ был тотчас повторен свистком боцмана, и звук еще не замолк, как десять негров, оставшихся на шхуне, уже стояли у большой мачты.
— К оружию! — продолжал капитан.
Шесть человек немедленно бросились к пушкам, а четверо к гаубицам.
— Вот они, — сказал тогда капитан Шарлю Обрею, протянув руку по направлению к Тимбукту.
Доктор вскрикнул от радости и бросился на ванты, чтобы лучше видеть равнину… Он действительно заметил вихрь пыли, как бы гонимый ураганом по направлению к реке.
Еще ничего нельзя было различить, но легко была видеть, что песчаная занавесь приподнята не ветром.
Вдруг всадник, скакавший впереди, пробил облако пыли.
— Эль-Темин! — сказал доктор вне себя от восторга.
Но вдруг сердце его сжалось — мертвый или раненый человек лежал поперек седла эль-Темина.
— Неужели это Барте?..
Дневной свет (в тех странах нет сумерек) быстро осветил равнину, и вся сцена находилась теперь перед глазами зрителей «Ивонны».
Всадники скакали во весь опор, преследуемые киссурскими воинами, находившимися на службе султана Тимбукту.
Позади эль-Темина скакал Йомби на своей рьяной лошадке; он также вез раненого на своем седле.
Верблюды, несмотря на кучу людей, которых вез каждый, не отставали от лошадей и давно обогнали бы их, если бы их вожаки не сообразовались с ездой эль-Темина.
— Барте умер! Умер! — шептал доктор, растерявшимися глазами смотря на эту страшную погоню.
Эль-Темин находился уже в двухстах метрах от берега, и Шарль Обрей уже видел с отчаянием, что киссуры его окружат, прежде чем он успеет домчаться до шхуны. Вдруг капитан отрывисто скомандовал:
— Стреляй!
В эту же минуту раздался страшный залп, и четыре гранаты, описав короткую параболу, упали в первые ряды преследовавших. Десятка два лошадей и человек сорок людей повалились на песок. Испуганные киссуры вдруг остановили своих лошадей, потом, не потрудившись даже поднять своих раненых, поскакали по направлению к Тимбукту. Четыре новые гранаты, упавшие в их массу, произвели такой беспорядок среди них, что они рассыпались в разные стороны. Дикари-кочевники знакомы с огнестрельным оружием, но эти страшные гранаты, вдруг разлетавшиеся осколками под ногами их лошадей, заставили киссуров подумать, что сам дьявол вступился за белых.
Благодаря такой быстрой помощи эль-Темин мог замедлить бег своей лошади и поберечь драгоценную ноту. Он б самом деле вез Барте на своем седле: молодой человек был ранен ружейной пулей.
Второй раненый или мертвый, которого вез Йомби, был закутан в бурнус, и доктор не мог узнать его издали.
— Вот и мы, доктор, — сказал эль-Темин с радостью, — в нашего бедного друга попала пуля, но это ваше дело облегчить его страдания.
Четыре человека, сделав носилки из своих рук, перенесли раненого на диван в рубку.