Пещера мечты. Пещера судьбы
Шрифт:
Следующим в Безымянную Вторую двинулся Кутузов. Ожидать от него серьезного исследования было нельзя — не тот он был человек, но после Вятчинской неудачи нужно было срочно подтвердить или опровергнуть информацию красноярцев. Кутузов подтвердил, найдя пещеру по той же привязке без малейших проблем и точно выйдя по топосъемке к сифону, который его и интересовал в первую очередь (как подводника). Запланированной второй попытки, уже с аквалангами, он сделать не успел, разбившись на дельтаплане, что вообще-то было даже не просто жалко, но стало очень большим ударом по всему движению в защиту пещер Кугитанга. Будучи местным жителем, и тоже пройдя весь путь от профессионального грабителя пещер до спелеолога (правда, грабил он только пещеру Фата-Моргана в Гаурдаке, с самого открытия обреченную на полное уничтожение серным карьером), он стал одним из самых активных борцов за сохранение пещер Кугитанга, способным даже на то, чтобы ради этого потерять работу —
А пещера — так и ждет следующего исследователя.
Естественно, вышеописанными полостями интересные и перспективные участки массива не исчерпываются. Так, я практически совершенно не упоминал о системе пещер Летучая Мышь — Безымянная, а также о Дальней, исследование которых хоть и медленно, но продолжается. Не упоминал я и о приблизительно десятке перспективных дыр, ведущих в неизвестные части системы Кап-Кутан — рано или поздно, но до них обязательно доберутся.
Не упоминал — специально. По моему разумению, гораздо интереснее полости, относящиеся к принципиально новым пещерным системам, и даже не только потому, что они зачастую таят в себе различные сюрпризы. А пишу я эту главу с мыслью не только поразвлечь читателя, но и немного сориентировать тех, займется пещерами Кугитанга в будущем. И вот здесь зарыта собака, причем не мелкая. Если спелеолог или группа слишком сильно привыкли к какой-то одной системе пещер, они не могут эффективно действовать в другой. Каждая система индивидуальна, и излишняя привычка может «зашоривать». В то же время для нахождения нового продолжения в хорошо известной системе ее нужно не просто знать, но и чувствовать, что нарабатывается годами. Новая в регионе спелеологическая группа имеет гораздо больше шансов на успех в новых же системах, подчас больше, чем давно работающая на Кугитанге. И наоборот — имеет сильно мало шансов в системе Кап-Кутан. То есть — для всякой новой группы выбор стратегии, заниматься ли Кап-Кутаном, или искать свое, возможен лишь в самом начале. Разумеется, если хочется, чтобы стратегия была эффективной.
Итак, в предлагаемом варианте стоит начать с чистого поиска, лишь изредка разбавляемого экскурсиями в основные пещеры массива. Который и сам по себе, особенно в высокогорных частях хребта, может доставить массу удовольствия. Природа Кугитанга совершенно потрясающа, особенно весной. На нижнем плато — ранней, на верхнем — поздней. Необозримые поля тюльпанов, реликтовые арчовые леса, глубокие отвесные каньоны, богатейший животный мир. За один дневной выход можно отнаблюдать до десятка прелюбопытнейших ситуаций. Например, метрового варана, упавшего в колодец и не могущего выбраться. Тот, кто видел варанов только в зоопарках, не видел их совсем. В зоопарке это неповоротливая, серая и некрасивая ящерица. В природе — могучий зверь с шелковистой, переливающейся всеми цветами радуги кожей, под которой играют стальные мускулы. Или — отбившуюся от стада и заблудившуюся овцу, около которой уже сидят в ожидании ее смерти несколько сов и грифов. Надменно плюющих на все попытки их отогнать. Не говоря уж о черепахах, змеях, зайцах и прочих куропатках. Как вариант — падающих с неба. Это не в порядке анекдота. Бомбометание килограммовыми черепахами по приблудным спелеологам вполне входит в привычки орлов, сам разок еле увернулся. Никогда до Кугитанга не приходилось мне видеть синюю птицу, оказавшуюся совсем даже не сказочным персонажем, а вполне реальной и очень красивой животиной. Причем с привычкой кружиться над головой у путника. А один раз даже довелось увидеть на свежем снегу около палатки следы леопарда.
К тому же среди местных охотников бродят устойчивые слухи о присутствии на Кугитанге животных, не известных науке. И не стоит ухмыляться — ишь, куда, мол, занесло. Например, слепой голец — реальность, так почему бы не оказаться реальностью и черному варану, которого якобы видело довольно много охотников? В моем активе тоже есть встреча со змеей, определить которую я не берусь, хотя и кое-что в этом понимаю. То есть я абсолютно уверен, что это не была ни одна из змей, описанных для нашей страны. Но для более точного определения не хватило времени — мы столкнулись нос к носу в узком лазе, и я был слишком озабочен тем, как бы удрать. А на первый взгляд, какой ахинеей это ни кажется, она была похожа на американских гремучих змей — размером с хорошую гюрзу, она лежала, свернувшись в клубок и выставив вертикально вверх хвост с отчетливо видимой погремушкой. И — именно трещавшей. Причем треск я слышал еще до залезания в шкурник, но принимал его за треск иголок дикобраза, следов которого в этой пещере хватало.
И, наконец, последнее, что привлекает в поисковых идеях на Кугитанге — обилие легенд, причем периодически подтверждающихся. Я имею в виду не исторические легенды, связанные с пещерами — их в традициях местного населения просто нет, хотя ни один местный житель в этом не признается и сочинит на ходу хоть десяток. Я имею в виду легенды спелеологические, причем в большинстве своем базирующиеся на фактах. О том, как недавно умерший пастух показал недавно порвавшему с пещерами спелеологу 140-метровой глубины колодец. О том, как в середине семидесятых к устью каньона Аб-Дара каждое воскресенье подъезжал газик с коллекционерами, они на день уходили в горы и возвращались с ярко-красными гипсовыми люстрами. О том, как в начале семидесятых Ялкапов привозил в пещеры массива японских кинематографистов, а спустя несколько лет лампочки с иероглифами на цоколе обнаруживали около узких входов в самых разнообразных каньонах. И вообще о том, сколько пещер, найденных Ялкаповым, он же и закопал, увидев, во что самоцветчики превращают пещеры. И многие, многие другие.
Причем для меня именно проверка такого сорта легенд и представляет наибольший интерес. Если идешь к известному входу, особенно если его нужно копать, не наступает полного раскрепощения души — конкретность цели не дает в полной мере наслаждаться пейзажами и природой. Идти по легенде — дело другое. Здесь цель одновременно и достаточно расплывчата, чтобы не мешать всему остальному, и достаточно конкретна, чтобы мероприятие не выродилось в пустую прогулку. И — да здравствуют слегка сумасшедшие, как и сама спелеология, предприятия!
НУЖНО БЫТЬ ЗЕЛЕНЫМ ЗМИЕМ
Это была какая-то акушерская спелеология…
— Здорово, мужики! А у вас нынче что — вечер или утро? И как, клещи еще не заели?
— Ходят тут всякие, будят… Чаю хотите?
Этим диалогом началась, пожалуй, самая продуктивная из моих экспедиций в Промежуточную после ее первопрохождения — экспедиция весны 1988 года. А диалог произошел, когда мы с Володей Детиничем и Леней Миньковичем подошли ко входу в пещеру и с удивлением обнаружили лагерь группы Свистунова во входном гроте вместо предполагаемого его местоположения полукилометром ниже по каньону. Была ранняя весна, жара еще не особенно донимала, программа у Свистунова была без серьезных раскопок, с экскурсионной пробежкой по главным пещерам, так что подземного лагеря ставить и не предполагалось. Но лагерь во входе?
Завязка со Свистуновым была не случайной — в его экспедиции участвовал первый в истории Кугитанга импортный исследователь, причем минералог — сотрудник Софийского музея «Земля и Люди» Мартин Трантеев. Так что перехват его на последние два дня экспедиции в нашу группу был вполне запланирован.
Планы о двух днях рухнули немедленно. Мы собирались заняться западной частью Промежуточной, сепулять лагерь до Антолитового зала было полной ерундой, и потому немедленно после его постановки устроили экскурсию в открытый несколько лет назад неподалеку от этого лагеря район ОСХИ.
ОСХИ — самый нетипичный район во всей системе как по своему устройству, так и по тому, что в нем растет, а в особенности — по способам ползания и лазания, которые нужно применить, чтобы туда добраться. В начале это — мини-вариант Свинячьего Сыра, чуть поуже, чуть покороче, чуть менее грязный — но со строго той же сутью. Хорошо, хоть ползти надо без сепулек. Сразу за ним — зал Двухэтажный. Совершенно не понимаю, почему Степа его так назвал — этажей в нем существенно более двух, но — это право первооткрывателя. К тому же все подобные названия неверны по традиции. В Кап-Кутане Главном имеется зал, названный Ялкаповым Залом Двух Колодцев. В нем имеется два зала и три колодца. Найденный Вятчиным, и тоже в Промежуточной, зал Трех Колодцев содержит этих самых колодцев уже не менее восьми. А Двухэтажный действительно устроен оригинально. Основные его объемы распределены по трем параллельным наклонным щелям, нижняя из которых наполовину засыпана всякой мелкой дрянью. В дополнение к щелям в зале устроена пара десятков сферических камер, соединяющих щели между собой, а северная и западная части зала плавно переходят в громадный завал. В результате ни с одной точки месте этот, в общем-то большой и единый зал, не смотрится ни большим: ни единым объемом, и первоначально он даже определялся не как зал, а как лабиринт. Зал чрезвычайно красиво раскрашен всевозможных ярких оттенков пушистыми глинами, а в отдельных углах — пообрастал всякой экзотикой типа стеклянно-прозрачных гипсовых антолитов. Не говоря о высыпках древнего густо-фиолетового флюорита, нигде, кроме этого района пещеры не известных. К слову. Даже среди геологов мало кто знает, что один из первых литературных ужастиков — Конан-Дойлевский «Ужас расщелины Голубого Джона» — был написан под впечатлением от посещения сходного места. Blue John — реальное название фиолетового флюорита, росшего в одной из английских пещер, и добывавшегося сто лет назад в качестве поделочного камня. Насколько я понимаю, Кап-Кутан — вторая пещера в мире после пещеры Голубого Джона, в которой флюорит встречается в значимых количествах.