Пещера
Шрифт:
Говорят, те, кто уже умер, если привидятся во сне живым – не дают к себе прикоснуться. Неужели….
А потом между ними точно повисла завеса. Дымка. Заколебался воздух, точно над костром. Антон опустил глаза на свои руки и увидел, что они горят. Но никакой боли он не чувствовал. Уже давным-давно не было ни дня, ни ночи, чтобы у него ничего не болело.
Но у каждого чуда есть цена.
– Мама, вернись, – попросил Антон.
Она взглянула на него, и опять он подумал – мама ли это?
– Вернись!
– Теперь у тебя все будет хорошо, –
И последним, что он осознал, перед тем, как погрузиться в сон, это его вопрос – маме: «Ты будешь мне хотя бы сниться?»
…Антон проснулся и понял, что уже поздно. Всё тело ныло, точно он залежался, так бывает, когда сон глубок, и не шевелишься несколько часов подряд.
Антон сел и с наслаждением развел руки в стороны, потягиваясь так упоенно, как это могут делать, пожалуй, только кошки. До кончиков пальцев. Очень хотелось кофе. Они с мамой позволяли себе эту роскошь – покупали кофейные зерна, сами мололи их, потом ставили на огонь турку. Кофе получался таким крепким, что казался густым. Но сейчас сошел бы и растворимый.
Антон начисто забыл, что недавно самым большим его достижением было – приподнять голову от подушки.
Молотый кофе нашелся в той самой баночке, коричневой, жестяной, где хранился всегда. В холодильнике обнаружился сыр. Антон поставил на огонь сковороду, растопил кусок масла, разбил яйца…Накрыл всё крышкой, и она тут же стала запотевать.
Послышались частые шаркающие шаги – Софья почти бежала на кухню. Наверное, она подумала, что в квартиру ворвался кто-то чужой. Она застыла в дверях. Софья забыла, как надо креститься, но рука сделала все сама.
*
К счастью, Майе удалось купить билет на поезд. Последний билет. Плацкарт. Боковая верхняя полка у туалета. Сосед снизу настроился на то, что толком поспать ему не дадут. Возле уха кто-нибудь будет все время хлопать дверью.
Сосед вышел на первой же станции, где поезд стоял четверть часа, и вернулся с пивом и рыбой. Проводница сделала вид, что закрыла на это глаза. Дяденька, видимо, тихий, и сидел от нее далеко. Если что – можно сделать вид, что проводница знать ничего не знала, ведать не ведала.
Зато пассажиры, ехавшие напротив, поглядывали на мужика, который чистил чехонь и наливал себе пенное – с завистью, сожалели, что им это не пришло в голову.
По вагону пошла женщина с сетчатой корзиной, предлагая – соки, минералку, шоколад, печенье… Мерным голосом. Никто ничего у нее не брал.
– А шампанского у вас нет? – спросила Майя, резко садясь на своей верхней, и с опозданием понимая, что она сейчас стукнется головой, – Б-лин…
Она потерла макушку:
– Когда следующая станция? – спросила она.
– Через два часа, – откликнулся дяденька снизу, – Давай вдвоем рванем. Ты за шампусиком, я за пивасиком. Эту полторашку я к тому времени уже приговорю. А то ты больно скромная, так и на поезд опоздаешь. Рыбки хочешь?
Есть Майя не могла. На следующей станции они с попутчиком успели добежать до продовольственного магазина
– Я шофер «скорой», меня в машине ждут… Скорее-скорее, сейчас с мигалками поедем…
– А шампанское для кого?
– Так для больного же…. Что б не мучился.
Хорошо, что их не побили.
Майя купила две бутылки игристого, то есть, того суррогата, что проходит под этим видом. Она пила его чашками, как лимонад, и проводница, в конце концов, забеспокоилась, не упадет ли она ночью с полки. Предложила пристегнуть ремнями, как маленькую
Ночью Майя стояла в тамбуре, потому что не могла ни спать, ни даже лежать. Денег у нее осталось – только на проезд в автобусе: от вокзала до дома Антона. Но в кармане у нее лежал ключ, самое главное сокровище. Она то сжимала его в руке, то отпускала, и лишь слегка касалась пальцами, но все время помнила о том, что он есть.
…Она была тут только один раз, но вспомнила и дом, и подъезд, и лестничную клетку. Казалось даже собака, что гуляла во дворе, узнала ее.
Тихо и легко повернулся ключ в замке…. В конце концов, даже если Антон никогда не встанет, они все равно вдвоем смогут все. Даже парить на парашюте. Она будет его держать. А парашют станет парить над ними, как расписные ангельские крылья.
….Живой и здоровый Антон стоял посреди комнаты. Укладывал вещи в сумку.
– О, – сказал он, как будто они расстались вчера, – А я к тебе собрался! Позвонил, понимаешь, твоим родителям. Говорят – тебя нет, гостишь у бабушки. Адрес мне почему-то не дают. Ты мне когда-то письмо оттуда присылала, искал-искал конверт….
– Нашел?
– Не-а. Зато вспомнил название деревни. Думаю – приеду, поспрашиваю, мне покажут, где бабушкин дом…
– Слушай, – сказала Майя, – Я страшно хочу есть. Двое суток только пила. В смысле бухала.
– Ты? – поразился он.
– Короче, я пошла ставить чайник.
В кухне сидела пожилая женщина и плакала. Майя прикрыла дверь и глазами спросила Антона – это кто?
– Она, понимаешь, жалела, что в жизни мало верила. А сегодня поняла, что Бог есть.
– Пойти, что ли, к ней присоединиться? – задумчиво спросила Майя сама себя, – Кстати, держи, это тебе от бабушки. Сама удивляюсь, как дотащила.
…Вечером они остались в квартире одни. Сидели, пили чай с вареньем из морошки.
Помнил ли Антон что-нибудь о прошлом? Майя знала, что не спросит его об этом, пока он не заговорит сам.
– Слушай, какой ветер за окном, – сказал он.
– Это что! – живо возразила она, – Вот когда такой ветер бывает там, где бабушка, мне всегда кажется, что он подхватит наш дом, ну как у Элли с Тотошкой и унесет куда-нибудь на край света
– А на краю света мы еще так и не побывали….
– Зато мы были на других планетах. Мне всегда казалось, что все эти пейзажи, которые мы видим под землей – это своего рода космос. Или вообще другое измерение… А может быть, совсем рядом – ад.