Песенный мастер
Шрифт:
Песня тронула Онна до глубины души. Ррук была замечательной женщиной. Его выбор был правильным.
Когда она закончила петь, он произнес слова, которые должны были доставить ей много боли:
— Ррук, я обнаружил ее тело и прошу, чтобы ты занялась приготовлениями к похоронам.
Та сразу же все поняла, но Самообладания не утратила, и тихо произнесла:
— Мастер Онн, случай, приведший тебя к ее телу, был жестоким, но случай, приведший тебя ко мне — это уже чистое безумие.
— Тем не менее, это твое задание.
— Тогда я его исполню. Но не одна я буду жалеть, что впервые наш обычай не сработал и не указал лица, которое бы соответствовало этому посту.
Они
— Нет, наш обычай прекрасно сработал, — возразил Онн. — В свое время ты сама в этом убедишься.
После этого Ррук вышла из класса, а ученики разбежались, чтобы передать новость, и весь Певческий Дом наполнился трауром по Эсте. И повсюду раздались шепотки изумления тем, что это не Онн стал следующим Песенным Мастером в Высоком Зале, что впервые на этот пост был избран даже не мастер, а обычный учитель Ветерков.
Онн с Ррук со всем тщанием занялись телом Эсте. Обнаженная старушка казалась необыкновенно хрупкой, она совсем не походила на тот символ мощи и силы, каким была при жизни.
Но ведь она и жила среди людей, для которых тело ничего не значило, для которых важен был лишь голос, и по вот этому критерию никто более мощный не жил в Певческом Доме вот уже несколько поколений. Во время работы Онн и Ррук разговаривали и пели: Ррук задавала множество вопросов, Онн же пытался в течение этих нескольких часов научить ее тому, что у него самого заняло несколько лет.
В конце концов, под влиянием понимания громады стоящих перед ней заданий, Ррук воскликнула:
— Но ведь я же никогда не научусь всему этому!
А Онн обещал:
— Все время я стану тебе во всем помогать.
Ррук согласилась, и сразу же, вместо того, чтобы взять власть в качестве Песенного Мастера в Высоком Зале, она всего лишь передавала решения Онна. Подобной ситуации невозможно было скрыть, и некоторые считали, что Онн должен был выбрать их, но избрал Ррук, самую слабую кандидатуру, чтобы самому управлять Певческим Домом при ее посредствии.
Но постепенно Ррук начала выполнять свои обязанности самостоятельно, и обитатели Певческого Дома начали понимать, что, благодаря ней, они чувствовали себя более счастливыми; что, хотя музыка заметно и не усовершенствовалась, равно как и не ухудшилась, во всех песнях звучало чточку больше счастья. Ррук относилась к детям с таким же уважением, как и ко взрослым; по отношению ко взрослым она проявляла столько же терпения и любви, как и к детям. И это действовало. Когда же Онн умер несколькими годами спустя, не было никаких сомнений, что он сделал самый правильный выбор — многие даже утверждали, что это судьба была милостива к Певческому Дому, раз это Ррук стала Песенным Мастером в Высоком Зале, а не Онн — ведь Певческий Дом не утратил его собственного опыта, а вдобавок приобрел еще и понимание Ррук.
Потому-то Ррук и была Песенным Мастером в Высоком Зале, когда Анссет возвратился домой.
3
Ясное дело, что привратница его не узнала. Прошло слишком много лет, и хотя привратница была Скрипучкой в то время, когда Анссет пел в Яслях и Камерах, она никак не ассоциировала этого старика со сморщенным лицом и седыми волосами с прекрасным, светловолосым ребенком, песни которого звучали столь чисто и сильно.
Но Певческий Дом никому не отказывал в милосердии, а было сразу видно, что старик у дверей в богатстве не купался — одет он был скромно, у него не было никакого багажа, на нем не было никаких
Старик, однако, не стал злоупотреблять добротой чужих людей. После еды он вернулся в прихожую и сидел там до тех пор, пока не пришло время очередной трапезы.
Старик не заговаривал с детьми. Он ел неспешно и осторожно, глядя в собственную тарелку. Дети чувствовали при нем свободно, они разговаривали и пели. Сам же он никогда не присоединялся к ним, равно как и не реагировал на них.
В конце концов, этот старик из кухни стал их поводом для гордости. Ведь сами дети проживали в Певческом Доме уже лет пять или шесть и знали всех взрослых, тем более, старших возрастом; новыми были, как правило, певцы и Певчие Птицы, возвращающиеся домой, когда им исполнилось пятнадцать лет, а так же искатели, привозившие новичков в Общий Зал. Никогда не было такого, чтобы кто-то новый одновременно был и таким пожилым.
В глазах детей старик воплощал собой тайну. О нем рассказывали различные истории: будто бы он совершил чудовищные преступления на далекой планете и вот теперь скрывался в Певческом Доме; будто бы он был дедушкой знаменитого певца и теперь приехал шпионить за собственным внуком; будто был он глухонемым, который воспринимал песни посредством вибрации стола во время еды (потому некоторые из детей заткнули себе уши ватой и ощупывали столы во время трапез, пытаясь хоть что-то воспринять); будто бы это был Певчая Птица, который провалился и теперь пытался получить место в Певческом Доме. Некоторые истории походили на правду, но другие были настолько сказочными и фантастическими, что даже самые легковерные дети не давали себя обмануть, хотя с охотой подобные байки слушали. Только ни одна из бесчисленных историй о старике из Радужной Кухни никогда не дошла до взрослых.
Потому Ррук узнала о старике совершенно случайно. Обычно, он помогал убирать со столов после еды. Кухарка из Радужной Кухни была Слепой, ей помогали два молодых Глухих, перемещавшихся из одной кухни в другую. Однажды Глухие запозднились с уборкой, потому старик сам начал мыть посуду.
Кухарка была женщиной наблюдательной, и она заметила, что руки старика, хотя и сильные, никогда перед тем никакой физической работы не выполняли — внутренняя часть ладони была мягкой, как у ребенка. Но стрик тщательно помыл посуду, и очень скоро парочка молодых Глухих выяснила, что если и опоздают на уборку в Радужную Кухню, то убирать там и не должны.
Кухарка упомянула об этом привратнице, которая как-то давно привела старика на кухню, но та лишь пожала плечами.
— Почему бы и нет? Пускай почувствует, что зарабатывает на свой хлеб.
Но кухарка верила, что это кто-то, стоящий повыше привратницы, позволил старику пребывать здесь.
Только лишь когда пожилой человек неосторожно коснулся горшка, который оставили на печи вместо того, чтобы перенести на стол, кухарка заметила, что произошло. Старик наверняка сильно и болезненно обжегся. Но он не сказал ни слова, никак не показал, что ему больно. Он просто вернулся к делу и продолжал мыть посуду после ужина, хотя наверняка испытывал мешающую ему боль. Кухарка обеспокоилась. Она знала только две возможные причины того факта, что старик прикоснулся к горячей посудине и даже не моргнул.