Пешка для Ферзя
Шрифт:
Георг гладит меня по волосам и говорит, что я ни в чем не виновата, что я умная, смелая и добрая, а дети не просят их приводить в этот жестокий мир. Дети всегда святы. Потом вдруг как-то оказывается, что я сижу у него на коленях, а его усы щекочут мне губы. В первый момент мне кажется, что проверить, как на меня действуют поцелуи другого мужчины, не Яна — это неплохая идея, но когда его язык становится слишком уж настойчивым — меня едва не выворачивает.
– Нет, нет, нет, - бормочу я, с силой упираясь в мужскую грудь. — Так нельзя.
– Но Андрей Вознесенский и Даша Лесная любят друг друга и собираются пожениться, - возразил Офицер.
– Значит, они не родные, а это… двоюродные, - пробурчала я, поднимаясь. — Ух, что это за вино? Больше мне не наливай. Мне пора домой, Георг. Найди мне извозчика. Я, кажется, не дойду.
Георг вздохнул трагически и помог мне надеть плащ. На него вино подействовало слабее, он даже не покачивался, хотя у меня перед глазами всё плыло и двоилось. Ноги то и дело подворачивались, я цеплялась за своего спутника и глупо хихикала, пока он тащил меня на улицу. Было уже темно, на небе сверкали звезды.
– О, звезда упала, - шепнул Офицер. — Загадай желание.
Я загадала, конечно. Хочу замуж за Яна. Хочу, чтобы он меня любил.
– А два можно? — спросила я глупо, закрывая глаза и представляя, как Ян надевает мне на палец кольцо.
– Нет, сбудется только первое, - слабо улыбнулся Георг. — Ну, или не сбудется. Эй, извозчик, извозчик! Ой, здравствуйте.
– Какого черта вы тут среди ночи шатаетесь? — раздался злой и очень знакомый голос. — Софья, вы что, пьяны?
– Самую малость, - с готовностью доложила я Яну. — А вы?
– Что я?
– Зачем здесь шатаетесь среди ночи?
– К любовнице еду, разумеется.
– Ну, а я вот, как видите…
– От любовника.
– Я не позволю… - начал было заступаться за меня Георг, но я махнула рукой.
– Отвезите меня домой, лирр Рудый.
– Да уж отвезу, льера. Куда ж мне деваться.
– А любовница подождет? — хлопнула ресницами я, ощущая мстительную радость от того, что хотя бы на четверть часа я отберу у неизвестной мне счастливицы Яна.
– Подождет, - кажется, Ян даже улыбнулся, во всяком случае, голос его смягчился.
Он подхватил меня за талию — совсем как в прошлый раз — и запихнул в свой экипаж. Уселся рядом.
– Славное у вас ландо, - сообщила я Ферзю.
– У ландо четыре колеса, - возразил Ян, дергая поводья. — Моя называется купе.
– Все равно ландо, - капризно надула я губы. — Просто одноосное.
– Как пожелаете. Ландо так ландо.
– Ой, ой, не так быстро! — испугалась я, когда наш экипаж рванул вперед. — Меня сейчас стошнит!
На самом деле меня ни разу в жизни не укачивало в каретах (в ландо и купе тоже), просто мне было так хорошо — слов нет. Мы вдвоем, звездное небо, свет фонарей… Я задрожала от невыносимо-острого счастья, охватившего меня.
– Вам холодно, - заметил Ферзь. — Простынете
Он стащил с себя плащ и накинул мне на плечи. Я вцепилась в его вещь, закрывая глаза и млея от знакомого запаха.
Мы медленно ехали по ночным улицам и молчали. Он не ругал меня, как обычно, а я не дерзила. Оказывается, мы вполне можем ладить.
– Селиванов — дурной человек. Лучше бы вам держаться от него подальше.
Или не можем.
– Не ваше дело.
– С одной стороны, вы правы. А с другой — я хочу вас предупредить. Кажется, Георг связан c революционной группой.
Вот только этого мне и не хватало! Надо предупредить Офицера, что Инквизиция его подозревает!
Я откинулась на сидении и попросила:
– Сложите, пожалуйста, крышу. Кажется, снег пошел.
Ян скрипнул зубами, но послушался.
И в самом деле, с ясного неба падали белые хлопья снега. Не рано ли для столицы? Обычно снег здесь выпадает в конце ноября, а то и вовсе не выпадает — потому что в заливе теплое течение. А я люблю снег, о чем незамедлительно сообщаю Яну.
– И я люблю снег, - неожиданно признается он. — Когда снег закрывал окна, туда не так дуло. А еще можно было его собрать в горсть, а потом съесть, и он был сладкий, как сахар. Простите, Софья, вам не понять.
Я нашла рукой его пальцы и сжала. Мне хотелось защитить того маленького Яна из приюта от всех бед. Впервые он рассказал мне что-то настолько личное. Впервые он заговорил со мной, как с человеком.
– Что же, вы всегда жили в столице? — спросила тихо я. — Здесь ведь немного снега.
– Да, немного, - кивнул он. — Но как-то был год, когда все дворы и улицы завалило до самых окон. Это была настоящая сказка. Мы с ребятами копали в снегу пещеры и подземные ходы, мнили себя исследователями горных тоннелей. К сожалению, через пару дней всё растаяло.
– А в Коборе всегда много снега, - мечтательно вздохнула я. — Зимой мы строили горку на заднем дворе и катались с нее на санках. А один раз я решила, что хочу стать зимней феей и ушла в лес…
– И там заблудились, - усмехнулся Ян. — Мы тогда с вашим отцом чуть с ума не сошли, пока вас искали.
– Ой, а разве вы там были? — смутилась я.
– Да. Мне было шестнадцать. Вам, кажется, семь. Я нашел вас под елкой, почти засыпанную снегом, всю окоченевшую.
– А потом я три недели болела, - закончила я виновато.
– Спасибо, - неожиданно сказал Ян, сжимая мою руку.
– За что?
– За воспоминания. В тот год у меня был первый праздник Новозимья, когда я был в семье, уже не в приюте. Пусть не в своей семье… Но для меня это многое значило.
Он повернулся ко мне с улыбкой, заглянул в глаза. Сердце заколотилось, словно попавшая в силки птичка. Я уставилась на его губы, невольно облизываясь.
– Мы приехали, льера Лисовская, - хрипло сказал Ян, не шевелясь.
– Как, уже? Какая жалость!