Пески времени

Шелдон Сидни

– Дай я помогу тебе.

Его еще больше удивила та нежность, с которой она все делала.

Затем Грасиэлу неожиданно охватила сильная дрожь – последствие пережитого шока.

– Все хорошо, – успокаивал ее Рикардо. – Все позади.

Но она продолжала дрожать.

Обняв ее, он ласково говорил:

– Бояться больше нечего. Он мертв.

Обнимая ее, он ощущал ее бедра, прикосновение ее нежных губ и чувствовал, как она прижимается к нему все теснее и шепчет что-то непонятное.

Ему казалось, что он знал Грасиэлу всю

жизнь. И вместе с тем он не знал о ней ничего. Кроме того, что она – сотворенное Богом чудо, думал он.

Грасиэла тоже думала о Боге. «Благодарю Тебя, Господи, за эту радость. Как я Тебе благодарна за то, что Ты наконец дал мне почувствовать, что такое любовь».

Она испытывала чувства, которые трудно было передать словами, чувства, выходившие за пределы ее воображения.

Рикардо смотрел на нее, и у него по-прежнему захватывало дух от ее красоты. «Теперь она моя, – думал он. – Она не вернется в монастырь. Мы поженимся, и у нас будут замечательные дети – крепкие мальчики».

– Я люблю тебя и ни за что не расстанусь с тобой, Грасиэла.

– Рикардо...

– Любимая, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты выйдешь за меня замуж?

Даже не раздумывая, Грасиэла ответила:

– Да. Конечно.

И она вновь была в его объятиях. «Это то, о чем я мечтала и считала несбыточным», – думала она.

– Мы немного поживем во Франции, – говорил Рикардо.

– Там мы будем в безопасности. Скоро эта борьба закончится, и мы вернемся в Испанию.

Она была уверена, что поедет с этим человеком куда угодно и захочет разделить с ним любую опасность.

Они говорили не переставая. Рикардо рассказал ей о том, как он впервые встретился с Хайме Миро, о своей расторгнутой помолвке и о недовольстве своего отца. Но когда Рикардо ждал, что Грасиэла расскажет о своем прошлом, она молчала.

«Я не могу рассказать ему. Он возненавидит меня», – думала она, глядя на него.

– Обними меня, – попросила Грасиэла.

* * *

Они уснули. Проснувшись на заре, они смотрели, как солнце, медленно поднимаясь над горным хребтом, окрашивает склоны гор теплым красным светом.

– Нам будет безопаснее сегодня переждать здесь. Мы отправимся в путь, когда стемнеет, – сказал Рикардо.

Они достали кое-какую еду из сумки, которую им дали цыгане, и, перекусив, стали строить планы на будущее.

– Испания – страна богатейших возможностей, – говорил Рикардо. – Или она будет такой, когда наступит мир. У меня десятки разных идей. У нас будет свое собственное дело. Мы купим прекрасный дом и будем воспитывать красивых сыновей.

– И прелестных дочерей.

– И прелестных дочерей, – улыбнулся он. – Я никогда не думал, что могу быть так счастлив.

– Я тоже, Рикардо.

– Через два дня мы доберемся до Логроньо и встретимся с остальными, – сказал Рикардо, взяв ее за руку. – Мы скажем им, что ты не вернешься в монастырь.

– Интересно, как

они к этому отнесутся? – И она рассмеялась. – Впрочем, мне все равно. Господь понимает. Я люблю свою монастырскую жизнь, – тихо сказала она, – но...

Прильнув к нему, она поцеловала его.

– Мне еще нужно во многом разобраться, чтобы получше узнать тебя, – сказал Рикардо.

– Я не понимаю, о чем ты? – с недоумением спросила она.

– Те годы, что ты провела в монастыре в отрыве от мира... Скажи мне, милая, тебе не жалко, что ты потеряла столько лет?

Как ей было объяснить ему?

– Рикардо, я ничего не потеряла. Неужели мне действительно есть о чем жалеть?

Он думал обо всем этом и не знал, с чего начать. Он понимал, что события, казавшиеся ему столь важными, ничего не значили для монахинь. Что могли значить для них войны вроде арабо-израильского конфликта, Берлинская стена, убийства политических лидеров, таких как Джон Кеннеди и его брат Роберт, убийство Мартина Лютера Кинга – выдающегося лидера за равноправие негров, голод, наводнения, землетрясения, забастовки и демонстрации протеста против жестокости по отношению к человеку?

В конце концов, насколько хоть что-то из этого могло бы повлиять на ее личную жизнь? Или на жизнь большинства людей на земле?

Наконец Рикардо сказал:

– С одной стороны, ты не много потеряла, но, с другой стороны, тебе есть о чем жалеть. Все эти годы происходило что-то значительное. Это – жизнь. За то время, что ты провела в заточении, рождались и вырастали дети, женились возлюбленные, люди страдали, радовались, умирали, и мы все были частью этого, частью жизни.

– А ты думаешь, я не была? – спросила Грасиэла.

И тут ее словно прорвало. Она рассказала ему все, прежде чем смогла остановиться.

– Когда-то и я была частью этой жизни, о которой ты говоришь, и это был сущий ад. Моя мать была шлюхой, и каждую ночь у меня появлялся новый «дядя». Когда мне было четырнадцать лет, я отдалась мужчине, потому что меня к нему влекло, и я ревновала свою мать к нему и к тому, чем они занимались. – Слова лились из нее непрерывным потоком. – Я бы тоже стала шлюхой, если бы оставалась частью той жизни, которую ты считаешь такой драгоценной. Нет, я не думаю, что я чего-то лишилась. Я приобрела. Я нашла настоящий мир, полный покоя и добра.

Потрясенный Рикардо смотрел на нее.

– Прости. Я не хотел...

Она разрыдалась. Обняв ее, он пытался ее успокоить:

– Все хорошо. Все уже позади. Ты была маленькой. Я люблю тебя.

Рикардо словно отпустил ей грехи. Она рассказала ему о своем ужасном прошлом, а он все-таки простил ее. И, что было чудом из чудес, продолжал любить ее.

Он крепко прижал ее к себе. У Федерико Гарсиа Лорки есть такое стихотворение:

Не опускается мгла,

чтобы не смог я прийти