Песнь небесного меча
Шрифт:
— Господи, помоги нам, — внезапно сказал Пирлиг.
Я поднял руку, чтобы остановить людей, потому что впереди, как раз перед тем местом, где улица ныряла под каменную арку, называвшуюся Воротами Лудда, стояла вооруженная толпа. В шлемах, топорах и наконечниках копий отражался неяркий свет только что вставшего, подернутого облаками солнца.
— Господи, помоги нам, — снова сказал отец Пирлиг и перекрестился. — Их там, должно быть, две сотни.
— Больше, — ответил я.
Их было столько, что они не умещались на улице, и некоторым пришлось втиснуться в проулки. Все, кого мы видели, стояли лицом к воротам, поэтому я понял, что делает
Слева от меня был двор, и я указал на ведущие в него ворота.
— Туда, — приказал я.
Помню, как меня однажды навестил священник, умный парень, чтобы расспросить — что я помню об Альфреде. Тот хотел записать мои воспоминания в книгу. Он этого так и не сделал, потому что умер от поноса вскоре после того, как повидался со мной, но тем не менее был проницательным человеком, более снисходительным, чем большинство священников. Припоминаю, как он попросил меня описать веселье битвы.
— Об этом тебе расскажут поэты моей жены, — ответил я.
— Поэты твоей жены никогда не сражались, — заметил он, — они просто берут песни, сложенные о других героях, и изменяют в них имена.
— Да ну?
— Конечно. А ты никогда так не поступаешь, господин?
Мне нравился этот священник, поэтому я и разговаривал с ним. И в конце концов ответил, что веселье битвы заключается в том, чтобы одурачить противника, чтобы знать, что сделают враги, еще до того, как успеют это сделать, и приготовиться; и когда они наконец сделают выпад, который должен был тебя убить, то погибают сами.
И в тот миг на влажной сумрачной улице Лундена я понял, что собирается сделать Зигфрид. Я понял — хотя он еще не подозревал об этом, — что он отдает мне Ворота Лудда.
Двор, в котором мы очутились, принадлежал торговцу камнем. Каменоломнями ему служили римские здания Лундена, и вдоль стен двора громоздились штабеля разобранной каменной кладки, готовые отправиться морем во Франкию. Остальные булыжники были нагромождены у ворот в речной стене, что вели к причалам.
Я подумал — Зигфрид, боясь нападения с реки, перекрыл все ворота в стенах к западу от моста, но ему и не снилось, что кто-нибудь минует мост и окажется на восточной стороне, которая не охранялась. Именно так мы и поступили: мои люди спрятались во дворе, а я стоял в воротах и наблюдал за врагами, столпившимися у Ворот Лудда.
— Мы прячемся? — спросил меня Осферт.
У него был прискуливающий голос, будто он вечно жаловался.
— Между нами и воротами сотни людей, — терпеливо объяснил я, — а нас слишком мало, чтобы сквозь них прорубиться.
— Значит, мы проиграли. — Это был не вопрос, а раздраженное утверждение.
Мне захотелось его ударить, но я ухитрился сохранить терпение.
— Объясни ему, что происходит, — обратился я к Пирлигу.
— Господь в своей мудрости убедил Зигфрида возглавить атаку, выведя войска из города, — объяснил валлиец. — Они собираются открыть ворота, мальчик, устремиться через болота и врубиться в армию господина Этельреда. А большинство людей господина Этельреда взяты из фирда, в то время как большинство людей Зигфрида — истинные воины. Поэтому мы все знаем, что произойдет! — Отец Пирлиг прикоснулся к своей кольчуге в том месте, где под ней был спрятан крест. — Спасибо тебе, Господи!
Осферт уставился на священника.
— Ты имеешь в виду, — после паузы проговорил он, — что людей господина Этельреда перебьют?
— Некоторые из них погибнут! — жизнерадостно допустил Пирлиг. — И, Господи, надеюсь, они умрут с честью, мальчик, иначе им никогда не услышать небесного хора, верно?
— Ненавижу хоры, — прорычал я.
— Неправда, — сказал отец Пирлиг. Потом снова посмотрел на Осферта. — Понимаешь, мальчик, как только они выйдут за ворота, охранять эти ворота останется только горстка людей. Вот тут-то мы и нападем! И Зигфрид внезапно окажется между двумя врагами — перед ним будет враг и за ним тоже, а попав в такое положение, человек может горько пожалеть, что не остался в постели.
Высоко над двором открылись ставни. Молодая женщина посмотрела на светлеющее небо, высоко подняла руки, потянулась и от души зевнула. При этом ее льняная рубашка туго обтянула груди.
А потом женщина увидела внизу мужчин и машинально прижала руки к груди. Она была одета, но, должно быть, почувствовала себя голой.
— О, спасибо дорогому Спасителю за еще одну сладкую милость, — проговорил Пирлиг, наблюдая за женщиной.
— Но если мы возьмем ворота, — сказал Осферт, беспокоясь о насущной проблеме, — люди выйдут из города, чтобы нас атаковать.
— Выйдут, — согласился я.
— И Зигфрид… — начал было Осферт.
— Наверное, Зигфрид повернет обратно, чтобы нас перерезать, — закончил я за него.
— И? — спросил Осферт — и запнулся, потому что не видел в будущем ничего, кроме крови и смерти.
— Все зависит от моего кузена, — сказал я. — Если он придет к нам на помощь, мы победим. А если нет… — Я пожал плечами. — Тогда покрепче сжимай рукоять своего меча.
От Ворот Лудда донесся рев, и я понял — ворота распахнулись и люди вырвались на дорогу, ведущую к Флеоту. Этельред, если он все еще готовится к атаке, увидит, как выходят враги, и тогда ему придется сделать выбор. Он может остаться и сражаться в новом городе саксов, а может сбежать. Я надеялся, что он все-таки останется. Он мне не нравился, но я никогда не замечал в нем недостатка храбрости. Зато замечал в нем большую тупость — значит, он, скорее всего, примет бой.
У людей Зигфрида ушло много времени, чтобы миновать ворота. Я наблюдал за ними из тени арки двора, и, по моим подсчетам, город покинуло не меньше четырехсот человек. У Этельреда было больше трехсот добрых воинов, большинство из них — из личного отряда Альфреда, остальные же были взяты из фирда и ни за что не выстояли бы против решительной жестокой атаки. Преимущество было на стороне Зигфрида, чьи люди отдыхали в тепле и хорошо ели, пока воины Этельреда, спотыкаясь, шли ночью и устали.
— Чем скорее мы сделаем это, тем лучше, — сказал я, не обращаясь ни к кому в отдельности.
— Тогда пошли? — предложил Пирлиг.
— Мы просто пойдем к воротам! — крикнул я своим людям. — Не бегите! Делайте вид, что вам и положено здесь находиться!
Так мы и поступили.
И так, с прогулки по улице Лундена, начался тот горький бой.
У Ворот Лудда осталось не больше тридцати человек. Некоторые были часовыми, поставленными, чтобы охранять проход под аркой, но большинство — зеваками, взобравшимися на укрепления, чтобы посмотреть на вылазку Зигфрида. Крупный одноногий мужчина взбирался на костылях по неровным каменным ступеням. Он остановился на полдороге и повернулся, когда мы приблизились.