Песнь песней на улице Палермской
Шрифт:
Когда они лежали под одеялом в цирковом вагончике и глядели друг на друга, стараясь сохранить вырабатываемое их телами тепло, Варинька понимала, что они слеплены из одного теста.
Лишь очень немногие могут в общении обходиться без слов, но легкомысленные ветреные словесные признания, нет, они были созданы не для этих двоих. Присущее Игорю несерьезное обхождение со словами также не способствовало укреплению в Вариньке веры в раздаваемые людьми направо и налево обещания. Ну а Вадим со своими ста тридцатью шестью сантиметрами был самым великим мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала. Но теперь Вадима
В тот вечер, когда дед решил наведаться в цирк, Варинька, как обычно, лежала в своем ящике и разглядывала пришедшую на вечернее представление публику.
Действо словно бы разыгрывается у меня на глазах. Будто я вижу русский немой фильм с украинскими клоунами на ходулях, от которых рябит в глазах, с канатоходкой, парящей под куполом шатра, армянскими гимнастами-акробатами, подхватывающими друг друга на воздушных трапециях. Трубы выплевывают на зрительские ряды потоки звуков. В отсвете пламени изо рта Олега, глотателя огня, публика таращит глаза от изумления. Никакого бегемота на пропыленном манеже не наблюдается. Зато в центре его красуется на продольном шпагате Варинька, и сидящий в первом ряду Ганнибал бешено аплодирует, а частички света взвихряются вокруг него. Моментальная картина, обещающая деду жизнь, изобилующую луковичными церковными главами.
Образ Вариньки так запечатлелся в его сердце, что с той поры ничей другой образ не мог его заменить. В точности как только что вылупившиеся из яйца утята, которые готовы следовать за дворовым котом хоть на край света, если кот станет первым, кого они увидят в жизни. На самый край света, который вполне может оказаться аккурат за углом.
– Она настоящий штучный товар, – прошептал Ганнибал про себя, – не то что избалованная успехом, изнеженная копенгагенская актриса, нет, это русская артистка, сильная от природы и с антрацитовыми глазами.
Он не скрывал своего интереса к ней. Поэтому Вариньку ничуть не удивило, что этот блондин дождался ее после представления и, смущенно улыбаясь, представился ей на совершенно неизвестном ему русском языке. Ганнибал вел себя совсем не так, как другие ее воздыхатели. Да, он дарил ей розы и приглашал на прогулки, но ни одного вопроса из разряда инквизиторских она от него не услышала. Он был слишком обходителен и образован, чтобы спрашивать, находит ли она его общество приятным на самом деле, хотя сам сгорал от желания услышать ответ на этот вопрос. Нет, он настроил себя на терпеливое ожидание и страдания в тишине. Но ее-то это как раз больше всего и устраивало.
«Мне надо избаловать ее. Придерживать перед ней двери, носить ее на руках и крыльях, и тогда она постепенно откроет свое сердце и отдастся на волю любви».
К сожалению, именно вот это ношение на руках и крыльях и представляло собой самый сложный путь к сердцу Вариньки. Обладая стальными мускулами, она могла победить в рукоборье любого из своих поклонников. Поэтому Варинька предпочитала сама открывать двери, а не рассказывать сказки о соотношении сил и корчить из себя краснеющую от смущения недотрогу.
Лучшим моментом в ее артистической жизни был тот, когда иллюзионист распиливал ее пополам. Части ее тела были как бы разбросаны в разные стороны. И публика замирала от ужаса.
– Ма-ам! Ее распилили на тысячи кусков.
– О боже, она лишилась ног!
И тут под барабанную дробь она появлялась из ящика, целая и невредимая.
– Бах… Бах! Ничего я не лишилась!
Дед всего этого не знал. Как не знал и того, сколь умело Варинька сквернословила.
– Сволотши! Пошли на хрен! – со злой усмешкой выкрикивала она всякий раз, когда они проходили мимо цирка Чинизелли. Самое замечательное в чужеземной речи для иностранца, не владеющего местным языком, заключается в возможности слышать именно те слова, которые он жаждет услышать. И потому дед поощрительно улыбался ей, когда она произносила слово «сволочи», вслушиваясь в языковую стихию и согласно кивая Вариньке.
Днем она показывала ему знакомую ей часть города. Татарский базар, с морем монгольских малахаев, с танцующими, словно в бреду, медведями в кандалах и на цепи, кавказскими шашками-саблями и ларьками, забитыми сладкими абрикосами, жареными каштанами, говяжей или свиной корейкой. В близлежащих переулках раздавались звуки боев и призывные кличи боевых петухов. В густом воздухе плавали перья, пахло сырым мясом и кровью. Вариньку целиком захватывали петушиные бои, а дед стоял у нее за спиной и одобрительно кивал, хотя вид кровопролитных соревнований несколько выбивал его из колеи.
Ближе к вечеру они оказывались уже в его мире и гуляли по Невскому проспекту, шикарной улице, где жили богатеи и где Варинька до той поры никогда не бывала.
Ганнибал собрался купить ей шелковое платье коньячного цвета, но не тут-то было. Ведь бабушка моя сама мастерски владела иголкой, и все костюмы в цирке Совальской шила именно она.
«А что не так с моим платьем?» – подумала она раздосадованно. Но вслух ничего не сказала.
Дед же, уловивший перемену в настроении Вариньки, неправильно истолковал ее молчание.
«Может быть, она решила, что придется самой платить за покупку?»
– Бесплатно, бесплатно, – пробовал он объяснить, подыскивая синоним слову «подарок».
– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – пробормотала Варинька.
– Прошу прощения?
– Да нет, ничего.
«Неужели он попал впросак? Не забывай, она женщина гордая. Гордая, русская и бедная как церковная мышь».
В конце концов до него дошло, в чем дело, он поспешил похвалить ее платье, и дальше они пошли молча.
Постепенно Варинька немного оттаяла, и, когда они шли мимо магазина головных уборов, Ганнибал вдруг остановился. А вот эту небольшую шляпку с лебедем, что выставлена в витрине, он может ей подарить? Она поглядела на шляпку с мягкими полями и согласно кивнула. Белые изогнутые перья и оранжевый клюв, да они же словно созданы для Вариньки. По контрасту глаза актрисы немого кино стали еще чернее, в них полыхнул огонь, кожа приобрела оливковый оттенок, а дед загорелся идеей запечатлеть этот миг на века, пусть даже это будет их последнее совместное фото с Варинькой.