Песнь шаира или хроники Ахдада
Шрифт:
– Как это?
– сказать, что я пребывал в недоумении, значит не сказать ничего.
Сосед между тем отвечал:
– Сегодня станут хоронить мою жену, и меня похоронят вместе с ней в могиле. В нашей стране есть такой обычай: если умирает женщина, её мужа хоронят с ней заживо, а если умирает мужчина, с ним хоронят заживо его жену, дабы ни один из них не наслаждался жизнью после своего супруга.
– Клянусь Аллахом, - воскликнул я, - это очень скверный обычай, и никто не может его вынести!
– Так есть. Не далее, как прошлой весной, со смертью мужа, подобным
Мы еще вели этот разговор, как вдруг пришло большое количество жителей города, и они стали утешать моего друга в потере жены и его собственной жизни, после чего принялись обряжать мёртвую, следуя своему обычаю.
С собой они принесли ящик и, положив в нее женщину, понесли ее, (а её муж был с ними).
Процессия покинула город, и пришла в некую местность возле горы, у моря. За городом мы подошли к одному месту и подняли большой камень. Под камнем обнаружилась каменная крышка, вроде закраины колодца. Затем присутствующие бросили женщину в отверстие, оказавшиеся ни чем иным, как большим колодцем под горой. Затем присутствующие подвели её мужа, и, привязав несчастному под грудь верёвку из пальмового лыка, спустили его в этот колодец. Затем туда же были спущены объемный кувшин с пресной водой и семь хлебных лепёшек.
Когда все свершилось, мой сосед отвязал от себя верёвку, которую не замедлили вытащить. Затем отверстие было закрыто тем же большим камнем, как прежде. И все ушли своей дорогой, оставив моего друга подле его жены в колодце.
35.
Продолжение рассказа шестого узника, которое странным образом переплетается с окончанием рассказа второго узника
– Не подскажите ли, любезные, где живет Халифа-рыбак?
– Рыбак? Не знаю я никакого рыбака!
– Рыбак? Здесь, насколько я знаю, живет Джудар-рыбак, а Халифа...
– Нет, во имя Аллаха, ты не прав! Джудар-рыбак живет на восточной улице, а эта - западная и здесь живет Халифа!
– Ты знаешь Халифу-рыбака?
– Конечно! И это так же верно, как то, что все в этом мире свершается по велению и милостью Аллаха. Мне ли не знать Халифу-рыбака! Вот слушай, что расскажу. Вижу я - ты человек нездешний, войдем же в тень и согнем колени, ибо история эта не коротка, но - клянусь Аллахом - достойна она быть написана на лучшем пергаменте золотыми чернилами. Так вот - отцы наши - мой и Халифы были дружны. А дружны они были, как река и рыба, птица и воздух, верблюд и колючка, то есть, жить не могли друг без друга...
– Что ты рассказываешь. Твой отец дружил с отцом Джудара-рыбака! И историей своей ты всех уже замучил!
– Джудар, Халифа, какая разница! Не перебивай! Видишь - человеку интересно!
–
– И с тобой мир, незнакомец.
– Так вот, я и говорю - это был Халифа.
– Нет Джудар!
– Халифа!
– Джудар!
Тени, тени еще не появились вновь, слепой Манаф еще не прокричал призыв к фаджру - предрассветной молитве, а Абд-ас-Самад, которого внимательные слушатели помнят, как магрибинца, уже был на ногах и искал дом Халифы.
Два раза его обругали, один раз - отнеслись с подозрением, только что - едва спасся из словоохотливых объятий городского сплетника.
Халифа-рыбак, Халифа-мудрый имел дом в конце прохода мастеровых.
И вот он заперся у себя в доме, зажег лампу и принялся рассматривать перстень. Сделан тот был из желтого металла, и Халифа решил, что это - золото. И была сверху на нем печать, а на печати - письмена. Хоть Халифа и не очень понимал, но вещь казалась дорогой
Подумав, Халифа-мудрый сказал сам себе: "О, Халифа, все люди знают, что ты - бедный человек, рыбак, а теперь у тебя завелся золотой перстень. Когда-нибудь ты не сдержишься и расскажешь о нем. И историю эту непременно услышит султан Шамс ад-Дин Мухаммад. И он придет к тебе и скажет: "Покажи мне перстень!"
А ты скажешь ему:
"О, повелитель, я человек бедный, и кто тебе сказал, что у меня есть перстень, который стоит две тысячи динаров и на котором имеется печать с письменами - налгал на меня. Ни со мной, ни у меня ничего такого нет".
А султан не поверит, передаст тебя вали и скажет ему:
"Обнажи его от одежды и мучай побоями, и заставь его сознаться".
При последних словах, Халифе стало так страшно, что он забился в самый дальний угол дома и накрылся одеялом.
И здесь Халифе-мудрому пришло в голову спасительное решение.
"Вот то, что освободит меня из ловушки: я сейчас встану и буду пытать себя бичом, чтобы закалиться против побоев".
Позади. Позади остался крик Манафа и полуденная молитва зухр, в которой Абд-ас-Самад проделал положенное число ракаатов фард и еще некоторое количество сверх положенного.
Старик в пыльной чалме сказал, что знает дом Халифы и сейчас подробнейшим образом описывал путь к нему.
– Пройдешь по этой улице до конца и выйдешь на площадь, с нее будет несколько выходов, так ты выбери тот, где угол мокрый. Пес Муслима по нескольку раз в день метит его, выделяя этот угол, среди прочих. Хозяева дома уже и ругались с хозяином пса, и даже водили его к кади.
– Муслима?
– Нет - собаку. И кади присудил тому не мочиться на чужое имущество, но пес - создание Аллаха - остался глух к словам судьи. Так вот, по этой улице дойдешь до переулка, где живет старая Фатима. Ты без труда узнаешь его, ибо с фаджра до иша Фатима ругается с соседями, и крик ее с легкостью перекрывает даже крик Манафа, так что жители переулка позже других приступают к молитвам.