Песнь шаира или хроники Ахдада
Шрифт:
Довелось испытать удары волн, что рвут из рук весло. И истошные визги Люфти, и удары плети, которых ты не чувствуешь, потому что, вместе с Люфти, с барабанщиком, отмеряющим ритм, с капитаном, указывающим, куда плыть, борешься за жизнь. И тесный трюм кажется милым домом, а истертая скамья - троном, устланным нежнейшим страусовым пухом.
Это был не шторм.
Вернее, шторм, но... Муайид-гончар не сыпал предсказаниями, словно дервиш после пляски. И Люфти не бегал испуганным ишаком, сыпя ударами.
Потемнело в один миг. Только что светило солнышко, разжаривая и без того
Упав, Камаким понял, что ему дважды повезло. А в этом уже просматривалась воля Аллаха. По счастью, переменчивому, как погода на море воровскому счастью, замок, старый железный замок, замыкающий цепь, которой они все крепились к галере, оказался как раз перед лицом Камакима.
Корабль крутился.
Люфти кричал.
Гребцы молились всем богам, которых знали и о которых хоть когда-нибудь слышали.
Камаким же... крепкие, пока крепкие зубы Камакима уже грызли чурбачок, откалывая щепку. Достаточной прочности и длины.
Ибо не было для Камакима-вора замков, которые он не мог открыть.
49.
Окончание рассказа четвертого узника
Итак, меня спустили в колодец, бросили вниз веревки и ушли своей дорогой.
Осмотревшись, я увидел в этой пещере много мёртвых, издававших зловонный и противный запах. Отчаявшись, я стал упрекать себя за то, что я сделал, и воскликнул: "Клянусь Аллахом, я заслуживаю всего того, что со мной случается и что мне выпадает!"
Пребывая в таком состоянии, я услышал некое шуршание, раздавшееся за спиной. И так как своими мыслями в этот момент ваш покорный слуга обращался к Аллаху, он уберег меня. Отбежав, я увидел девушку. Длинные волосы незнакомки были спутаны, лицо все измазано, глаза же горели безумным блеском. Руки ее сжимали человеческую берцовую кость, которой она намеревалась ударить меня. Потеряв дар речи от увиденного, я стоял не в силах двинуться.
Незнакомка между тем произнесла:
– Вот еще один пришел к нам сверху, и у него есть лепешки и вода, чистая вода.
Из темноты ей ответил скрипучий голос:
– Лепешки оставь себе, недостойная, а мне неси мясо. Вкусное свежее мясо, мне надоела мертвечина.
Тогда я обратил свой взор к новому источнику звука и увидел, что это был чернокожий человек, но какой - страшнее и ужаснее не доводилось видеть мне ни до, ни после за всю жизнь. Одна губа его была, как одеяло, другая - как башмак, и губы его подбирали песок на камнях, а тело все было в струпьях и язвах.
– Что ты копаешься, несчастная, - произнес этот черный, я хочу есть и теряю терпение. Вырви печень, сладкую свежую печень
И девушка, издав крик, кинулась на меня. И кость была занесена над моей головой, и лицо, некогда прекрасное лицо с родинкой над верхней губой, было искажено гневом и голодом, и я прочитал свою смерть в ее глазах, подобных глазам серны.
Аллах и в этот раз уберег раба своего - девушка зацепилась за одно из мертвых тел, в изобилии усеивающих пол, и упала. В тот же миг, обретя вновь подвижность членов, я побежал от этих двоих в глубь пещеры.
Надо сказать, пещера оказалась довольно обширна, а ходы ее запутаны. Блукая ими, я перестал отличать ночь ото дня. Питался же я тем немногим, что было с собой, начиная есть только тогда, когда голод едва не разрывал меня, и не пил, раньше, чем жажда становилась очень сильной.
"Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!
– говорил я.
– Что заставило меня, на беду мне, жениться в этом городе! Едва я скажу: вот я вышел из беды, как сейчас же попадаю в беду ещё большую. Клянусь Аллахом, такая смерть - смерть плохая! О, если бы я потонул в море или обезумел у людоедов - это было бы лучше такой скверной смерти!"
И я пребывал в таком состоянии, упрекая себя, и спал на костях мертвецов, взывая о помощи к Аллаху.
Несколько раз мимо меня проходила девушка и звала меня, и всякий раз мне удавалось скрыться от нее.
И я продолжал жить таким образом, опасаясь, раздумывая, что буду делать, когда у меня кончатся вода и пища. Несколько раз камень откидывался, и в пещеру спускали умерших, вместе с их супругами, и всякий раз (а я был тому свидетелем) девушка убивала супруга, отбирала воду и пищу, а печень убитого подносила чернокожему. Потом они вместе поедали мертвеца.
Я устроил себе местечко на краю пещеры, подальше от чернокожего и его безумной сожительницы, и дошел до того, что ел и пил раз в неделю, и жребий убиенных уже не казался мне таким ужасным. И вот однажды я спал и пробудился от сна из-за шума в углу пещеры.
"Что это такое может быть?" - спросил я себя.
Тогда я встал и пошёл по направлению шума (а к тому времени я уже престал бояться и пребывал, словно во сне). Когда шумевший почуял меня, он убежал и умчался, и оказалось, что это дикий зверь. Я двинулся за ним по ходу, которого раньше не замечал, и в конце его передо мной появился свет, светивший из маленькой щели, точно звезда.
Увидев свет, я направился к тому месту и, подойдя вплотную, убедился, что это пролом в пещере, выходивший наружу. Брешь эту проломили дикие звери, привлеченные запахом падали. Они входили через неё в это место и ели мёртвых, пока не насытятся, а потом выходили через эту брешь.
Когда ваш покорный слуга увидел это, дух мой успокоился, тревога моей души улеглась, и сердце отдохнуло, и я уверился, что буду жив после смерти.
Хотя силы почти оставили мое тело, я трудился до тех пор, пока не расширил пролом и не вышел через него. Оказавшись под небом и глотнув свежего воздуха, ваш покорный слуга обнаружил, что находится на берегу моря, на вершине большой горы, которая отделяла море от острова и города.