Песнь слона (Цирк - 2)
Шрифт:
Вако резко сел на циновке.
– Ах ты, безмозглый ублюдок!
– тихо сказал он в собственный адрес. Ты снова попался. Это любовь, черт ее побери. Любовь.
И хотя казалось, будто это произошло вчера, на самом деле не один месяц прошел с той ночи, когда они с Кометой сидели друг напротив друга возле костра. Хана что-то говорила. Вако поймал себя на том, что не слушает ее, а только, как завороженный, следит за движениями ее губ, за едва заметной игрой мускулов под нежной кожей шеи, за трепетом
– Ты любишь нас, Вако? Ты ведь не уйдешь с этой самкой? Не бросишь нас?
Вако посмотрел на звезды:
– Конечно, не брошу.
– Мы ощущаем твои чувства, Вако. Внутри тебя идет борьба. Кто позаботится о нас, если ты уйдешь с ней?
Вако опустил взгляд, потер глаза и покачал головой:
– Я не брошу вас. Я обещал вашим родителям.
– Ты думаешь, Вако, будто тебе неведомы чувства. Но мы ощущаем их даже сквозь тот панцирь, что ты возвел внутри себя. Ты испытываешь чувства, Вако. Ты любишь эту самку.
– Молчать!
– Вако глубоко вздохнул.
– Какая вам разница? Нечего даже волноваться. Я дал обещание вашим родителям.
Он обернулся на желтые отблески костра. По ту сторону огня стояла черная стена джунглей, а над ней бездонное ночное небо. Почти в середине светлого пятна, опустившись на колени, Хана Санаги готовила чай из листьев какого-то диковинного растения. Этот свет, эта женщина - центр его маленькой вселенной. Но все-таки он надел поверх себя защитную броню равнодушия. Не будет - никогда и ни за что - никакой любви.
Ведь любить - значит рисковать слишком многим.
Вако вернулся к костру, выпил чаю с лепешкой и сделал вид, будто слушает рассказ Ханы о том, как она пыталась поймать и приручить одно из этих болотных чудовищ. Он даже вставил несколько реплик, отодвинув внутреннюю борьбу куда-то на задворки сознания.
Вернее, ему казалось, будто он ее туда отодвинул. И вот теперь он сидел на циновке и проклинал себя, проклинал свою слабость, проклинал Хану. В который раз он позволил хвори одержать над ним верх.
Вако натянул на себя одежду и зашептал в сторону травяного полога:
– Хана? Ты меня слышишь? Нам надо поговорить. Вако поднялся, надел рубашку и заглянул за край полога:
– Хана?
Но ее там не оказалось.
Вако повернулся и вышел из хижины. Он встал напротив двери, вглядываясь в предрассветной мгле под темный полог деревьев. Неожиданно до него донесся стон. Вако обернулся в сторону, откуда слышался этот звук, и увидел полуодетую фигуру Ханы, распростертую на холмике с яйцами.
– Хана!
– Вопль, казалось, вырвался из глубины
– Хана! Я же тебе говорил - не ходи к ним! Я же тебе говорил!
В его руках ее тело казалось совершенно беспомощным и безвольным. Хана с трудом выдавила из себя нечто похожее на тихий всхлип.
– Я не сама, Вако. Я не ходила. Это во сне. Они пришли ко мне... во сне.
– Всхлипывания перешли в рыдания - Комета обняла Вако за талию, уткнувшись лицом ему в грудь.
Он прижался щекой к ее макушке:
– Но почему, черт побери, почему? И тогда заговорили яйца:
– В целях предосторожности, Вако.
– Предосторожности против чего?
– Ты любишь ее. Мы не можем без тебя, но ты любишь ее. Она - угроза для нас.
– Никакая она вам не угроза. Я же дал слово вашим родителям!
– Слово легко нарушить, Вако. Она должна умереть.
– Умереть?
– Вако подложил правую руку под колени Ханы и поднял ее с земли.
– Я уношу ее за пределы вашей досягаемости. Она не умрет!
– Умрет. Мы должны защитить себя. Мы убьем ее разум, ты не успеешь унести ее отсюда. Вако облизал губы.
– Не смейте! Не смейте так поступать со мной.
– Мы должны защитить себя, Вако! Вако наклонил голову, его щека соприкоснулась с лицом Ханы.
– Как вы не понимаете? Ведь после того, как я умру, кто-то другой должен взять на себя заботу о вас. Ведь вам сидеть в скорлупе почти триста лет. А я проживу еще лет пятнадцать, от силы двадцать. И то, кто знает?
Яйца молчали.
Вако поднял голову:
– Поймите, когда меня не станет, кто-то другой должен будет позаботиться о вас. То есть я должен оставить после себя ребенка. А для этого мне нужна женщина. Эта женщина... Хана. Убейте ее - и вы убьете себя.
– Вако отвернулся от холмика.
– Теперь я могу унести ее? Отвечайте!
Их мысль пришла к нему робкая, полная раскаяния.
– Если мы отдадим ее тебе, Вако, ты обещаешь не наказывать нас?
– Обещаю.
И Вако зашагал прочь, неся на руках безвольное женское тело. И хотя она не слышала его, он прошептал ей на ухо:
– Разрази меня гром, но я люблю тебя.
Много ночей спустя в лагере дорожно-строительной бригады посреди Великой топи Крошка Вилл смущенно оторвала губы от губ Пита.
– Ой, Пит, лицо у меня просто горит.
– И у меня тоже.
Вилл обвела взглядом темный лагерь:
– Вдруг нас кто-нибудь видит?
– Ну и что?
– Он обнял ее за плечи.
– Расслабься, Вилл. А то ты как доска. Спи. Паки скоро начнет всех будить. За завтрашний день он хочет проложить пять миль дороги. Так что давай-ка спать.