Песни Срединного За-Полярья

Перевод с ирапуланского Дмитрия Шелеста.

Историческое исследование в виде комментариев к поэтическим текстам Инойка Загора «Северный путь к благодати», охватывающее период с конца XXI века до середины XXIII века, давая авторские разъяснения касательно появления Цивилизации 2.0 в конце XXIII века. Хронология описываемых событий в целом совпадает с началом Всепланетной генетической трансформации и Великой смуты.

Впервые публикуются в полном объёме строфы поэтического философского трактата странным образом исчезнувшего в конце XXII столетия Инойка Загора с обширными комментариями известного психосуппортера Ижоны Малодёр, которая вместе с тем является выдающимся исследователем Поздневековья XX–XXII веков и вдумчивым доксографом текстов упомянутого периода.

В книге приводится значительное количество выдержек из работ руинных историков, современников Инойка и исследователей Цивилизации 2.0. Ряснов, И-Гхоа – эти наиболее известные имена свидетелей тех жутких времён впервые использованы для анализа выдержки из рукописей великих Сестёр – Ленин и Удойга, а также специалистов по Великой смуте и Реколонизации – Анопх, Инозибофф, Летунчак и др.

В скобках указываются ссылки на научные труды авторов, исследовавших ту или иную проблему, и год публикации работы по указанной тематике в Объединённых сетях.

Первые строки текста с рабочим названием «Северный путь к благодати» были написаны Инойком Загором, когда автор в возрасте 29 лет, покинув свою Родину, некоторое время перебивался сезонными работами на фермах Срединного За-Полярья. [1] В это время он вынужденно оставил свой программный труд «Герменевтика экзистенциальной будущности» в силу полного отрицания направления его исследований научным сообществом и обратился к более динамичному жанру – поэзии. Неудивительно, что коннотации, связанные с богатой культурой Среднеполярья, прослеживаются во многих строфах Загора этого периода.

Соответственно, фраза «черта загона» происходит от быта заполярских пастухов, которые огораживали пастбищные наделы временными струнными конструкциями с подведённым к ним высоким напряжением. Животные окультуренные и животные дикие разделялись практически невидимыми нитями, которые были в глазах Инойка метафизической преградой для понимания сущего, возведённой Богом. С одной стороны, это была природа во всём своём божественном существовании, с другой – жизнь человечества, которое сознательно отделяло себя от природного бытия и не находилось в согласии с высшим промыслом. В этот период все шаги Загора были направлены в сторону другомыслия как концепта, дающего возможность созидания за пределами человеческой ментальности (Бурбоног, 2153). Исходя из воззрений учёного, только разрыв на нейрофизиологическом уровне моделей осознания, свойственных виду Homo sapiens, даёт возможность вырваться их научного тупика, в котором оказалось естествознание в конце XXI века.

Его друг и биограф Игр Ряснов писал об этом следующим образом: «Инойк, до того как стать адептом Пути, около года работал пастухом заполярских яков, [2] уподобляясь индуистскому богу Кришне. Как не удивительно, но казалось, что он наслаждается длительными перегонами табунов по бескрайней тундре, ночёвками под открытым небом и в целом жизнью, не отягощённой академическими спорами и непониманием со стороны псевдоучёных, научные работы которых более свидетельствуют о крепком седалище, нежели чем о творческом и нестандартном мышлении. Такая работа оставляла свободным ум, и неудивительно, что начало жизни в Северных пределов совпало с одним их продуктивных периодов творчества учёного, отправившегося в добровольное изгнание» [3] .

Несмотря на то, что Инойк Загор всю свою жизнь предпочитал жанр научной публицистики и метасознательных трактатов, трансгуманитологическая рефлексия, в его поэтических текстах высвечивает следок личной жизни автора. Напряжённость осмысления бытия сочеталась с лиричностью детских воспоминаний и юношеских мечтаний. Уже позднее в работах Загора стала индуктивно прослеживаться идея страдания от несвершённости, которая подчёркивалась каждым наблюдением из личной жизни таинственного мыслителя. В этом аспекте интересно проследить «безудержность души» самого автора с его пристрастием к оккультным техникам на ранних этапах жизни. Совершенно негативно отзываясь о различного рода идеологиях потустороннего, Инойк тем не менее кропотливо работал над источниками, в которых хоть косвенно упоминались практики скольжения между пространствами. То, что называлось странствия души, рассматривалось в египетской «Книге мёртвых», в тибетском буддизме как переход в Бордо, в кабалистике в виде странствия в поисках Бога и других практиках, очевидно, хорошо знакомых Загору. Вероятно, всё это и положило начало его размышлениям о возможности транспространственных коридоров, как объектов реального мира, постижимых не только умозрительно, но и эмпирически.

Уже в это время Инойк осознал возможность сочетания волеизъявления нашего сознания, энергетических потоков и тоннелей «дикого мира», подразумевая возможность управления силовыми полями Универсума с помощью ментальных порывов. В свою очередь, уместно сделать вывод, что Загор исследовав религиозные и оккультные тексты от древневековых царств до поздневековых территориальных структур, искал в мифологии эзотерические включения, способные лечь в основу транспространственной парадигмы (Ланойонг, 2371). Отталкиваясь от бессмысленных в практическом отношении конгломератов эзотерических знаний, Инойк пытался отыскать закономерности во всех доступных ему источниках для того, чтобы очертить единое смысловое поле. Его переезд в Срединное За-Полярье ознаменовал собой завершение поиска эзотерических компонентов в мифологических источниках. После этого учёный приступил к строительству мифологии иного порядка.

Культура Срединного За-Полярья переплетена сложнейшей ритуализацией, связывающей мир живых и мир духов. Считалось, что именно духи-союзники вытягивают новорождённого из материнского лона. С учётом того, что душа заполярским народам виделась крайне инертной по отношению к физическому миру (Ологон Гуран), то вмешательство таких сил было необходимым для того, чтобы тело не родилось без души, а душа не заблудилась в мире духов (Сооинг Гуран). При этом любое существование духовного в телах, имеющих материальную субстанцию, считается промежуточным этапом. Окончательное успокоение душа обретает, когда вселяется в Тело Ангойяны, что можно понимать как Тело Вселенной. Но, говоря о Теле, представители заполярских народов подразумевали не растворение в безликом Универсуме, а существование в пределах некой сущности скорее энергетического, чем вещественного характера.

О постоянной амбивалентности человеческой натуры, где сталкиваются стремления духа и тела, существует множество легенд у племён Срединного За-Полярья. Даже сами территории Севера у местных жителей называются Северный путь к благодати (Норак Ину Хлайии), места, откуда душа двигается, чтобы воссоединиться со своим истинным, всекосмическим телом. Понимание основных тезисов веры жителей Северного предела даёт ключ и к пониманию их образа жизни. Например, Заполярские весенние северные игры, столь любимые этнографами и антропологами Поздневековья, напоминают о неуспокоенности души. Во время празднеств наиболее опытные охотники проводят обряд инициации молодых людней, как юношей, так и девушек.