Песни. Стихотворения

Беранже Пьер-Жан

Стрелок и поселянка

Проснулась ласточка с зарею, Приветствуя весенний день. — Красавица, пойдем со мною: Нам роща отдых даст и тень. Там я у ног твоих склонюся, Нарву цветов, сплету венок… — Стрелок, я матери боюся. Мне некогда, стрелок. — Мы в чащу забредем густую: Она не сыщет дочь свою. Пойдем, красавица! Какую Тебе я песенку спою! Ни петь, ни слушать, уверяю, Никто без слез ее не мог… — Стрелок, я песню эту знаю. Мне некогда, стрелок. — Я расскажу тебе преданье, Как рыцарь к молодой жене Пришел на страшное свиданье Из гроба… Выслушать вполне Нельзя без трепета развязку. Мертвец несчастную увлек… — Стрелок, я знаю эту сказку. Мне некогда, стрелок. — Пойдем, красавица. Я знаю, Как диких усмирять зверей, Легко болезни исцеляю; От порчи, глаза злых людей Я заговаривать умею И многим девушкам помог… — Стрелок, я ладанку имею. Мне некогда, стрелок. — Ну, слушай! Видишь, как играет Вот этот крестик, как блестит И жемчугами отливает… Твоих подружек ослепит Его игра на груди белой. Возьми! Друг друга мы поймем… — Ах, как блестит! Вот это дело! Пойдем, стрелок, пойдем! Перевод В. Курочкина

Надгробное слово Тюрлюпену [73]

Умер он? Ужель потеха Умирает? Полно врать! Он-то умер, кто от смеха Заставлял нас помирать? Не увидим больше, значит, Ах! Мы ни Жилля, ни Скапена? Каждый плачет, каждый плачет, Провожая Тюрлюпена. Хоть ума у нас палата Мы не смыслим ни черта: Не узнали в нем Сократа Мы

под маскою шута. Мир о нем еще услышит, Ах! Клио или Мельпомена Нам опишет, нам опишет Жизнь паяца Тюрлюпена! Хоть обязан он рожденьем Аббатисе некой был Знатным сим происхожденьем Вовсе он не дорожил: — Ведь один у всех был предок, Ах! Наплевать мне на Тюрпена. Как он редок, как он редок, Ум паяца Тюрлюпена! Он Бастилью брал, был ранен, Был солдатом, а потом Очутился в балагане, Стал паяцем и шутом. Выручая очень мало, Ах! Был он весел неизменно… Поражала, поражала Бодрость духа Тюрлюпена. Всем, кто беден, — брат названый, Он всех чванных осуждал И, свой плащ латая рваный, Философски рассуждал: — Что за прок в наряде новом? Ах! Разве счастью он замена? Каждым словом, каждым словом Дорожили Тюрлюпена. — Королевскую персону Хочешь видеть? — А к чему? Разве снимет он корону, Если я колпак сниму? Нет, лишь хлебопеку слава, Ах! Вот кто друг для Диогена! Крикнем «браво», крикнем «браво» Мы ответу Тюрлюпена. — Победителей народу Восхваляй! Лови экю! — Чтоб бесчестил я свободу? Побежденных я пою! — Так в тюрьму иди, да живо! Ах! — Я готов, о тень Криспена! Как красиво, как красиво Прямодушье Тюрлюпена! — Ну, а черные сутаны? — Мы соперники давно. Церкви или балаганы Это, право, все равно. Что Юпитер, что Спаситель Ах! Два бездушных манекена. Не хотите ль, не хотите ль Знать о боге Тюрлюпена? У покойного, конечно, Недостаток все же был: Слишком влюбчив, он беспечно, Как и мать его, любил… Право, яблочко от Евы, Ах! Он бы принял непременно… Стройте, девы, стройте, девы, Мавзолей для Тюрлюпена! Перевод Вал. Дмитриева

73

Надгробное слово Тюрлюпену. — Тюрлюпен — фарсовый актер XVI в., давший свое имя фарсовому персонажу, который сыпал площадными грубыми шутками. Упоминаемые в тексте песни Жиллъ, Скапен, Криспен — тоже персонажи французской народной комедии; некоторые из этих имен использовал Мольер.

Наплевать мне на Тюрпена… — Тюрпен (старое произношение Турпин) архиепископ VII в., воспетый в рыцарских поэмах и романах как доблестный воин, отстаивавший христианскую веру в сражениях с маврами (арабами).

Паломничество Лизетты [74]

— Пойдем, — сказала мне Лизетта, К мадонне Льесской на поклон. Я, как ни мало верю в это, Но коль задаст Лизетта тон, Уверую и не в мадонн: Ах, наша связь и нрав наш птичий Становятся скандальной притчей. — Так собирайся, друг мой, в путь. В конце концов таков обычай. Да кстати четки не забудь, Возьмем же посохи — и в путь! Тут я узнал, что богомольный Сорбоннский дух воскрес опять; Что по церквам, в тоске невольной, Опять зевает наша знать; Что философов — не узнать; Что — век иной, иные моды; Что пресса будет петь нам оды И что потом за этот путь Причислят Лизу все народы К святым… — Так четки не забудь, Возьмем же посохи — и в путь! Вот два паломника смиренных Пешком шагаем и поем. Что ни трактир, забыв о ценах, Закусываем мы и пьем, Поем, и пьем, и спим вдвоем. И бог, вином кропивший скверным, Теперь из балдахинных сфер нам Улыбки шлет. — Но, Лиза, в путь Мы шли, чтоб с нами по тавернам Амур таскался?! Не забудь: Вот наши посохи — и в путь! Но вот мы и у ног пречистой. — Хвала божественной, хвала! Аббат румяный и плечистый Зажег нам свечи. — О-ла-ла! Мне Лиза шепчет, — я б могла Отбить монаха у Лойолы! — Ах, ветреница! Грех тяжелый Ты совершишь! За тем ли в путь Мы снарядились, богомолы, Чтоб ты… с аббатом?! Не забудь, Как с посохами шли мы в путь! Аббат же приглашен на ужин, Винцо развязывает рот: Куплетцем ад обезоружен, И в папу — ураган острот. Но я заснул: ведь зло берет! Проснулся, — боже! паренек сей От рясы уж давно отрекся. — Изменница! Так, значит, в путь Меня звала ты, чтоб вовлекся И я в кощунство? Не забудь Вот посохи, и живо в путь! Я о делах чудесных Льессы Восторга в сердце не припас… Аббат наш — там, все служит мессы. Уже епископ он сейчас: Благословить он жаждет нас. А Лиза, чуть в деньгах заминка, Она, гляди, уже бегинка. Вот и для вас, гризетки, путь: В паломничество — чуть морщинка! Но только — четки не забудь И, посох взявши, с богом — в путь! Перевод Л. Пеньковского

74

Паломничество Лизетты. — Она, гляди, уже бегинка. — Бегинки женский монашеский орден.

Смерть Сатаны [75]

Чтоб просветить моих собратий, Я чудо расскажу для них: Его свершил святой Игнатий, Патрон всех остальных святых. Он шуткой, ловкой для святого (В другом была б она гнусна), Устроил смерть для духа злого, И умер, умер Сатана! Святой обедал. Бес явился: «Пьем вместе, или тотчас в ад!» Тот очень рад; но изловчился Влить в рюмку освященный яд. Бес выпил. В пот его кидает; Упал он; жжет его с вина. Как еретик, он издыхает… Да, умер, умер Сатана! Монахи взвыли в сокрушенье: «Он умер! Пал свечной доход! Он умер! За поминовенье Никто гроша не принесет!» В конклаве все в унынье впали… «Погибла власть! Прощай, казна! Отца, отца мы потеряли… Ах, умер, умер Сатана! Лишь страх вселенной управляет: Он сыпал нам свои дары. Уж нетерпимость угасает; Кто вновь зажжет ее костры? Все ускользнут из нашей лапы, Всем будет Истина ясна, Бог станет снова выше папы… Ах, умер, умер Сатана!» Пришел Игнатий: «Я решился Его права и место взять. Его никто уж не страшился; Я всех заставлю трепетать. Откроют нам карман народный Убийство, воровство, война. А богу то, что нам негодно, Хоть умер, умер Сатана!» Конклав кричит: «В беде суровой Спасенье нам в его руках!» Своею рясой орден новый Внушает даже небу страх. Там ангелы поют в смущенье: «Как участь смертного темна! Ад у Лойолы во владенье… Ах, умер, умер Сатана!» Перевод М. Л. Михайлова

75

Смерть Сатаны. — Святой Игнатий — Игнатий Лойола (1491–1556), испанский монах, основатель ордена иезуитов.

Папа-мусульманин

В столетье, кажется, десятом, Святейший папа (вот урок!) Был схвачен на море пиратом И продан в рабство на Восток. Сначала взвыл он от печали, Потом стал клясться невпопад. — Святой отец, — ему сказали, Вы попадете прямо в ад. Боясь, что скоро сядет на кол, От ужаса лишаясь сил, Светильник церкви вдруг заплакал И к Магомету возопил: — Пророк, молю тебя о чуде. Признать тебя давно я рад. — Святой отец, что скажут люди? Вы попадете прямо в ад. Подвергнут чину обрезанья, Скучая в праздности, без дел, Забыв проклятья, покаянья, Он развлекался, как умел, И даже Библию безбожно Рвал по листочку, говорят. — Святой отец, да разве можно? Вы попадете прямо в ад. Лихим он сделался корсаром, Омусульманился совсем. И, подражая янычарам, Завел блистательный гарем. Его невольницы, как розы, У ног владыки возлежат. — Святой отец! Какие позы! Вы попадете прямо в ад. Чума те страны посетила, И в ужасе, забыв кальян, Он, добродетели светило, Удрал обратно в Ватикан. — Вам снова надобно креститься. А он: — Зачем идти назад? — Святой отец, так не годится, Вы попадете прямо в ад. С тех пор и ожидаем все мы, Как папа — что ни говори Преобразит в свои гаремы Все женские монастыри. Народ оставлен им в покое, Еретиков уж не палят… — Святой отец, да что ж такое? Вы попадете прямо в ад. Перевод Вс. Рождественского

Красный человечек [76]

Я во дворце, как вы слыхали, Метельщицей была И под часами в этой зале Лет сорок провела. Иную ночь не спишь И, притаясь, глядишь, Как ходит красный человечек: Глаза горят светлее свечек. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Представьте в ярко-красном франта, Он кривонос и хром, Змея

вкруг шеи вместо банта, Берет с большим пером. Горбатая спина, Нога раздвоена. Охрипший голосок бедняги Дворцу пророчит передряги. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Чуть девяносто первый минул, Он стал нас посещать И добрый наш король покинул Священников и знать. Для смеху мой чудак Надел сабо, колпак; Чуть задремлю я левым глазом, Он Марсельезу грянет разом. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! И раз мету я, как бывало, Но вдруг мой кавалер Как свистнет из трубы: «Пропал он, Наш добрый Робеспьер!» Парик напудрил бес, Как поп с речами лез, И гимны пел Верховной Воле, Смеясь, что вышел в новой роли. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Он сгинул после дней террора, Но вновь явился вдруг, И добрый император скоро Погиб от вражьих рук. На шляпу наколов Плюмажи всех врагов, Мой франтик вторил тем, кто пели Хвалу Анри и Габриели. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Теперь, ребята, дайте слово Не выдавать вовек: Уж третью ночь приходит снова Мой красный человек. Хохочет и свистит, Духовный стих твердит, С поклоном оземь бьет копытом, А с виду стал иезуитом. Молитесь, чтоб творец Для Карла спас венец! Перевод В. Левика

76

Красный человечек. — Песня впервые напечатана в 1828 г., то есть незадолго до падения режима Реставрации, и является предсказанием этого падения. В примечании, принадлежащем Беранже, говорится: «Народное поверье гласит, что существует красный человечек, появляющийся в Тюильри каждый раз, когда его обитателям грозит несчастье».

…чтоб творец

Для Карла спас венец! — Речь идет о Карле X, вскоре свергнутом с престола революцией 1830 г.

…добрый наш король. — То есть Людовик XVI, казненный во время революции, в 1793 г.

…Пропал он,

Наш добрый Робеспьер! — В этой строке отразилось неодобрительное отношение Беранже к революционному насилию, в том числе к политике террора, проводимой Робеспьером.

…хвалу Анри и Габриели. — Речь идет о короле Генрихе IV и его фаворитке Габриель д'Эстре.

Народная память

Под соломенною крышей Он в преданиях живет, И доселе славы выше Не знавал его народ; И, старушку окружая Вечерком, толпа внучат: — Про былое нам, родная, Расскажи! — ей говорят. Пусть была година злая: Нам он люб, что нужды в том! Да, что нужды в том! Расскажи о нем, родная, Расскажи о нем! — Проезжал он здесь когда-то С королями стран чужих, Я была еще, внучата, В летах очень молодых; Поглядеть хотелось больно, Побежала налегке; Был он в шляпе треугольной, В старом сером сюртуке. С ним лицом к лицу была я, Он привет сказал мне свой! Да, привет мне свой! — Говорил с тобой, родная, Говорил с тобой! — Через год потом в Париже На него я и на двор Поглядеть пошла поближе, В Богоматери собор. Словно в праздник воскресенья, Был у всех веселый вид; Говорили: «Провиденье, Знать, всегда его хранит». Был он весел; поняла я: Сына бог ему послал, Да, ему послал. — Что за день тебе, родная, Что за день сиял! — Но когда Шампанье бедной Чужеземцев бог послал И один он, словно медный, Недвижим за всех стоял, Раз, как нынче, перед ночью, В ворота я слышу стук… Боже, господи! воочью Предо мной стоит он вдруг! И, войну он проклиная, Где теперь сижу я, сел, Да, сюда вот сел. — Как, он здесь сидел, родная, Как, он здесь сидел? — Он сказал мне: «Есть хочу я!..» Подала что бог послал. «Дай же платье просушу я», Говорил; потом он спал. Он проснулся; не могла я Слез невольных удержать; И, меня он ободряя, Обещал врагов прогнать. И горшок тот сберегла я, Из которого он ел. Да, он суп наш ел. — Как, он цел еще, родная, Как, еще он цел?! — Вот он! Увезли героя, И венчанную главу Он сложил не в честном бое На песчаном острову. Долго верить было трудно… И ходил в народе слух, Что какой-то силой чудной К нам он с моря грянет вдруг. Долго плакала, ждала я, Что его нам бог отдаст, Да, его отдаст… — Бог воздаст тебе, родная, Бог тебе воздаст! Перевод Аполлона Григорьева

Негры и куклы

В продажу негров через море Вез португальский капитан. Они как мухи гибли с горя. Ах, черт возьми! какой изъян! «Что, — говорит он им, — грустите? Не стыдно ль? Полно хмурить лбы! Идите кукол посмотрите; Рассейтесь, милые рабы». Чтоб черный люд не так крушился, Театр воздвигли подвижной, И вмиг Полишинель явился: Для негров этот нов герой. В нем все им странно показалось. Но — точно — меньше хмурят лбы; К слезам улыбка примешалась. Рассейтесь, милые рабы. Пока Полишинель храбрился, Явился страж городовой. Тот палкой хвать — и страж свалился. Пример расправы не дурной! Смех вырвался из каждой груди; Забыты цепи, гнет судьбы: Своим бедам не верны люди. Рассейтесь, милые рабы. Тут черт на сцену выступает, Всем мил своею чернотой. Буяна в лапы он хватает… К веселью повод им другой! Да, _черным_ кончена расправа; _Он_ стал решителем борьбы. В оковах бедным снится слава. Рассейтесь, милые рабы. Весь путь в Америку, где ждали Их бедствия еще грозней, На кукол глядя, забывали Рабы об участи своей… И нам, когда цари боятся, Чтоб мы не прокляли судьбы, Давать игрушек не скупятся: Рассейтесь, милые рабы. Перевод М. Л. Михайлова

Ангел-хранитель

Был бедняк разбит параличом… Ангела-хранителя встречая, Он его приветствовал смешком: — Вот, скажи на милость, честь какая! Квиты мы, мой ангел дорогой! Кончено! Лети себе домой! Родился в соломе я. Беда До седин меня лишала дома. — Что ж, — ответил ангел, — но всегда Свежей ведь была твоя солома. — Квиты мы, приятель дорогой, Что нам спорить? Улетай домой! — Расточая молодости пыл, Скоро я лишился состоянья… — Да, но ведь тебе я подарил Крепкую суму для подаянья! — Это правда. Квиты мы с тобой! Что нам спорить? Улетай домой! — Помнишь, ангел, как в бою ночном Бомбою мне ногу оторвало? — Да, но ведь подагрою потом С ней пришлось бы мучиться немало. — Это правда. Квиты мы с тобой! Что нам спорить? Улетай домой! — Помнишь, как судья меня пилил: С контрабандой раз меня поймали? — Да, но я же адвокатом был. Только год в тюрьме тебя держали. — Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить? Улетай домой! — Вспоминаешь горький час, когда, На свою беду, я шел к Венере? — Да, — ответил ангел, — из стыда Я тебя покинул возле двери. — Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить? Улетай домой! — Скучно без хорошенькой жены. Мне моя дурнушка надоела. — Ах, — ответил ангел, — не должны Ангелы мешаться в это дело. — Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить! Улетай домой! — Вот умру, у райского огня Мне дадут ли отдых заслуженный? — Что ж! Тебе готовы — простыня, Гроб, свеча и старые кальсоны. — Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить? Улетай домой! — Ну так что же, — в ад теперь мне путь Или в рай, где радость вечно длится? — Как сказать! Изволь-ка потянуть Узелок: тем дело и решится! — Квиты мы, приятель дорогой! Что нам спорить? Улетай домой! Так бедняк из мира уходил, Шутками больницу потешая, Он чихнул, и ангел взмахом крыл Будь здоров — взвился к чертогам рая. — Квиты мы, мой ангел дорогой! Кончено. Лети себе домой! Перевод Вс. Рождественского

Камин в тюрьме

Мне взаперти так много утешений Дает камин. Лишь вечер настает, Здесь греется со мною добрый гений, Беседует и песни мне поет. В минуту он рисует мир мне целый Леса, моря в углях среди огня. И скуки нет: вся с дымом улетела. О добрый гений, утешай меня! Он в юности дарил меня мечтами; Мне, старику, поет о юных Днях. Он кажет мне перстом между дровами Большой корабль на вспененных волнах. Вдали певцам уж виден берег новый В сиянии тропического дня. Меня же крепко держат здесь оковы. О добрый гений, утешай меня! А это что? Орел ли ввысь несется Измеривать путь солнечных лучей? Нет, это шар воздушный… Вымпел вьется; Гондолу вижу, человека в ней. Как должен он жалеть, взносясь над нами, Дыша всей грудью вольным светом дня, О людях, обгороженных стенами! О добрый гений, утешай меня! А вот Швейцария… ее природа… Озера, ледники, луга, стада… Я мог бежать: я знал — близка невзгода; Меня свобода кликала туда, Где эти горы грозно громоздятся В венцах снегов. Но был не в силах я От Франции душою оторваться. О добрый гений, утешай меня! Вот и опять переменилась сцена… Лесистый холм, знакомый небосклон… Напрасно шепчут мне: «Согни колена И мы тюрьму отворим; будь умен». Назло тюремщикам, назло оковам Ты здесь, — и вновь с тобою молод я… Я тешусь каждый миг виденьем новым… О добрый гений, утешай меня! Тюрьма Ла Форс Перевод М. Л. Михайлова