Песня для тумана
Шрифт:
Однако ничего подобного не случилось. Дикая охота унеслась прочь, преследуя не то стайку болотных огоньков, не то собственные фантазии, беглецы же потихоньку пробирались вслед за провожатым. Эрик продолжал хмуриться: насмешливый паренёк не внушал ему доверия. Заметив это, Пёрышко успокаивающе сжала руку любимого и тихо произнесла:
— Я верю ему, Эрик. Пак родился не здесь, а на Туманном Альбионе, и был привязан к нему всей душой, пока не встретил Геро. Духу леса нелегко переменить дом — всё равно, что взрослое дерево пересадить на новое место. Но он это сделал, ради неё.
— Сказала, что меня об этом не просила, — сказал Пак, не оборачиваясь. Пёрышко смущённо опустила глаза, Эрик же только тихо хмыкнул: такие страсти из-за бабы? Да ещё рогатой? «А сам-то? — подначил внутренний голос. — Не из-за Сигрид разве попёрся сюда» «Ага, из-за Сигрид», — сам себе подтвердил викинг и немного загрустил. «Ага, щаз-з-з! — ехидно заметили внутри, и Эрик с ужасом обнаружил, что у него целых два внутренних голоса. — Сигрид или не Сигрид, а из фюлька ярл тебя всё равно бы выпер. Или убил. Чтоб другим неповадно было дрянь всякую в дом тащить». Викинг угрожающе зарычал на оба голоса. Пак раздражённо шикнул.
Лепреконы выкатили бочки верескового мёда. Королева Мэб неторопливо вышла на залитый лунный светом круг камней. Движения её завораживали, как трепет ветвей на ветру, как плавно меняющиеся очертания облаков, как бегущая в ручье вода, как мечта…
Белая волчица весело скакала вокруг отца своих будущих щенят — праздничное настроение передалось и ей. А одноглазому волку было муторно на душе. Хотелось выть от тоски и печали, но голубоватая луна, прежде такая притягательная, теперь почему-то внушала ужас. Одноглазый забился в берлогу, в надежде, что здесь серебристый диск его не заметит, пройдёт мимо, оставит в покое. Подруга покладисто улеглась рядом. «Мужчины такие странные», — подумала она.
Ни одна из фей не заметила, как исчезла их повелительница. Взбежала ли по лунной дорожке, постукивая серебряными каблучками, растворилась ли в тумане, присоединившись к кавалькаде охотников, или улетела блестящей стрекозой — никто не мог бы сказать. Но так случалось каждый Бельтайн, а потому волшебный народец не взволновался. Королева здесь, её присутствие ощущалось как данность, Мэб разлита в воздухе, подобно аромату цветка или свету луны. И королева довольна происходящим.
— Здесь. — Пак раздвинул молодые рябинки, выжидающе поглядел на Эрика и протянул ему что-то зелёное.
— Что это? — Эрик подозрительно повертел листочек в руке.
— На удачу, — Пак хлопнул викинга по плечу. — Она тебе понадобится.
Рыжий подарком не впечатлился, а вот Пёрышко восторженно вскрикнула:
— Четырёхлистный клевер! Откуда он у тебя?
— Так… — уклончиво сказал Пак. — У лепрекона одного… одолжил.
Эрик только пожал плечами, одну руку положил на меч, второй сжал ладонь Пёрышко и решительно зашагал к узкому силуэту лодки. Фея шла неуверенно, будто с закрытыми глазами.
Пак следил, как две фигуры растворяются в непроглядном для жителей холмов тумане. Вещи, в отличие от волшебного народца, свободно проходили через грань, и лодка
Человек не расслышал бы приближения альвы, но Пак обернулся.
— Ушли? — Геро улыбалась.
Вечно юный проказник с необычной для себя серьёзностью кивнул.
— Кажется, они действительно… пара.
— Я пришла отдать долг. — Изящные рога при движении оставляли мягко светящуюся дорожку в воздухе.
Пак вдруг погрустнел, отвернулся.
— Не надо. Я не из-за этого. Просто хотел, чтобы королева снова улыбалась. Бард жестоко поступил с ней. Со всеми нами. Но особенно — с ней.
— А я не привыкла оставаться в долгу, — с лёгким раздражением заявила Геро, решительно шагнула вперёд и прижалась губами к губам Пака. Он не ответил, но и не отпрянул. Большие ореховые глаза стали невыносимо печальны, и альва отстранилась.
— Вот мы и в расчёте, — Пак вяло мотнул головой, и от его кудрей разлетелось облако пахучей пыльцы. Геро чихнула.
— В расчёте? Прекрасно! — весело воскликнула она, и прижалась к парнишке всем телом, обняла за шею и поцеловала одновременно нежно и страстно. Так, что лесной дух забыл, где он, кто он, и нужно ли ему дышать.
— Н-не понял, — заявил Пак, растерянно хлопая пушистыми ресницами.
— Дурак потому что, — фыркнула Геро и умчалась в лесную чащу, рассмеявшись точь-в-точь, как королева Мэб. А озадаченный юноша так и остался стоять, задумчиво рассматривая туманную границу холмов.
Повелительница фей протянула руку, и древесный паучок вложил в неё свою нить. Тотчас же от пальцев Мэб разбежались по сторонам светящиеся паутинки: тонкие и толстые, яркие и бледные, лунные и золотые. Королева выбрала две, и на конце каждой из них был Эрик: та, что заканчивалась в берлоге под старым дубом, была прочной, надёжной, как корабельный канат, но бледной, окутанной туманом. Вторая же горела ярким золотом, хотя и выглядела хрупкой. Тонкие пальцы королевы переплели обе нити, и вот они превратились в сверкающую дорогу, широкую, мощёную шлифованными каменными плитами. Дорога пересекала границу тумана, клубившуюся возмущёнными клочьями по сторонам от неё. Весело хохочущие кобольды, изрядно захмелевшие лепреконы, любопытные цветочные феи, сосредоточенные гномы хлынули по камням нескончаемым потоком.
Ульв пришёл перед рассветом. Торопливо обмылся холодной водой, не глядя влез в первую попавшуюся рубаху и выскочил из дома, не обратив на жену внимания, лишь улыбнулся старой саамке. Улыбка получилась печальной. Волку хотелось выть от нетерпения и дурных предчувствий. Но вместо этого он побежал.
Королева задумчиво перебирала восковые лепестки только что сорванной кувшинки и, кажется, не заметила влетевшего прямо в воду Барда. Ульв с трудом перевёл дыхание: наклон её головы, гибкий стан и задумчивое лицо просто ошеломили. Как бывало каждый Бельтайн.