Песня для тумана

Anevka

Высокородный эйп Аквиль был невыразимо прекрасен, неприступен… и молчал.

Эту казнь Альвгейр почитал наихудшей из всех возможных. Ему уже приходилось сталкиваться с отстранённым высокомерным выражением на лице родителя. Разочаровать отца юный полукровка боялся сильнее смерти, а потому не выдержал, и очень скоро нарушил этикет, заговорив первым:

— Отец, я не виноват! Этот цверг, он…

Мер прервал его одним небрежным жестом. Небесно-голубая ткань рубашки мягкими волнами-складками набежала на запястье, потонувшее в пене кружев.

— Меня не интересует. С поведением юного Ульва будет разбираться его

отец. А я не намерен выслушивать, как ты ябедничаешь. Достаточно того, что я видел: ты подрался, и ты проиграл.

Альвгейр задохнулся от стыда и волнения, он готов был провалиться сквозь землю, да только с землёй очень уж ловко управляются проклятые цверги.

— Я вижу, — сказал высокородный Мер эйп Аквиль и повернулся к сыну спиной, — что влияние моей матери оказывает на тебя пагубное воздействие.

У Альвгейра пересохло во рту.

— Я привёз тебя в Льесальфахейм учиться родовой магии, раз уж ты мой сын, — продолжал Мер. — И что я получил? Заговаривать воду ты умеешь, да, но когда и как применять эти умения, у тебя ни малейшего понятия.

Альвгейр покрылся холодным потом и побледнел. Мер обернулся. Юноша, ожидающий следующих слов отца, словно приговора суда, как будто со стороны увидел и себя, застывшего в неловкой позе, ссутулившегося, старающегося казаться меньше, или вообще исчезнуть из поля зрения, и высокородного ярла. Каждое его движение было исполнено достоинства, плечи разворачивались так, будто это вода переливалась по плавно изогнутой поверхности. «У меня никогда так не получится, — сам себе сказал полукровка-ши, — хоть всю жизнь с танцмейстером тренируйся».

— Ни малейшего, — повторил Мер, глядя сыну в глаза, и тем самым возвращая его в реальность. Альвгейр судорожно сглотнул и вернул отцу взгляд: затравленный и испуганный.

— Я отправляю тебя в Мидгард, — сообщил водный ши таким тоном, будто только что выкачал из слов всю подвластную ему стихию. — Надеюсь, ещё не слишком поздно.

Несколько секунд Альвгейр был совершенно растерян. Но всё время молчать тоже не следовало, а не то отец решит, что его сын совсем идиот. И будет, возможно, не так уж далёк от истины.

— Вы… отсылаете меня к семье матери, милорд?

— Можешь и к матери, — Мер повёл плечами, отчего мягкие складки воротника ещё выгоднее (хотя это и казалось уже невозможным) подчеркнули идеальную форму ключицы. — Если выяснишь, кем она была — я не возражаю, можешь её родичей поискать.

Ещё несколько секунд Альвгейр хлопал длиннющими, плавно изогнутыми, как у отца, ресницами.

— Я надеялся, вы мне откроете её имя, милорд.

— Я бы с радостью, — усмехнулся вдруг Мер. — Если б знал, обязательно бы тебе сообщил.

— Она скрыла своё имя от вас, милорд? — несказанно удивился Альвгейр коварству неизвестной родительницы.

— Ну отчего же, — Мер прислонился к колонне, задумчиво потеребил завязку плаща, — может, и не скрыла. Даже наверняка говорила. Но я, признаться, отчётливо не помню, даже сколько женщин у меня в ту ночь было. Три? Или пять? Если пять, то, кажется, две пары близняшек. Нет, это бы я, наверное, запомнил. Скорее, просто…

— Вы были пьяны? — в ужасе воскликнул Альвгейр.

— Как последний лепрекон, — кивнул высокородный эйп Аквиль. — И даже больше. А чего ты ожидал, мальчик? Трезвый на празднике урожая — шпион. А я шпионом не был, я был почётным гостем.

— Но… —

Альвгейр был настолько шокирован родительскими откровениями, что даже перестал на время переживать из-за предстоящей ему самому участи, — как же королева Рива говорила, что ваша любовь к смертной женщине была так велика, а скорбь после её смерти так ужасна, что вы…

Мер театрально закатил глаза.

— Всю эту чушь я наговорил твоей бабушке потому, что она совершенно извела меня требованиями выполнить, наконец, свой долг перед народом, выбрать себе жену из благородной семьи и подарить роду эйп Аквилей наследника. А я ещё слишком молод, чтобы похоронить себя заживо рядом с бессмертной супругой, как это сделала моя благородная мать, всю жизнь мечтавшая о большой чистой любви и тихо ненавидевшая твоего деда.

Мир юного полукровки-альва разбился вдребезги. Его безупречный благородный отец, на которого в Льесальфахейме молились, как на идола, оказался… оказался… Альвгейр осёкся, даже мысленно не решаясь этого произнести. А Мер продолжал добивать сына подробностями:

— Я о тебе и не узнал бы никогда, как о большинстве твоих братьев и сестёр…

— Братьев? — Альвнейр задыхался, как рыба, вытащенная на берег. — Сестёр?

— Не надо смотреть на меня, как на диво морское, — мелодично рассмеялся Мер. — Это же смертные! Ты только поглядел в её сторону, а она уже забеременела. Не то, что долгоживущие, которым надо блюсти фазу луны, температуру воздуха, магический фон и Двалин знает ещё какую ерунду, чтобы зачать, наконец, вожделенное чадо. Дети, воспитанные людьми, не обладают магией. Из них получаются такие же смертные, как и их матери, разве что чуть более красивые, умные и талантливые, чем прочие. Ладно, от светлых альвов — более красивые, от тёмных — более умные, чтоб и то, и другое, редко бывает, так что баланс не нарушается.

Пока Альвгер стоял, как громом поражённый, Мер продолжал:

— Так вот, я бы никогда о тебе и не узнал, если бы не Брокк. Цверги просто помешаны на культе семьи. С продолжением рода у них такие же сложности, как у всех альвов, но тёмные им особенно озабочены. И совершенно не понимают шуток на этот счёт. Видел бы ты Брокка, когда у них родился Ульв! Почтенный цверг ликовал так, будто одним махом выковал Гуингнир, Брисингамин и Драупнир. Дёрнуло меня тогда сказать: будь у меня тоже сын, я бы разделил твой восторг. А он больше года потратил, тебя уже от груди отлучили, но нашёл. Я спросил у него только где и когда, городок тот смутно припомнил… вода подтвердила, что ты мой сын, королева получила долгожданного наследника, я — свободу, все были счастливы.

На глаза Альвгейра навернулись слёзы.

— Ну-ну! — Мер грациозно приблизился и похлопал юношу по плечу. — Не расстраивайся. Рано или поздно, ты должен был узнать.

Альвгейр сокрушённо кивнул, пряча лицо.

— Я дам тебе с собой одно письмо, — мягкие нотки в голосе Мера немного растопили лёд, сковавший сердце юного полуальва, — к конунгу, который мне кое-чем обязан. Он возьмёт тебя в свою дружину.

Альвгейр поднял голову.

— Дружину?

— У них это называется хирд, — уточнил Мер, невесомым движением приподнимая подбородок сына, заглянул в такие же синие, как у него самого, глаза. — Тебя там научат… постоять за себя, а также тому, как следует говорить, как молчать… в общем, быть мужчиной.