Песня на двоих
Шрифт:
— И его величество еще спрашивает, не хочу ли я вернуться в Мистралию! — Артуро скорбно закатил глаза. — Да ноги моей там не будет!
— И языка тоже.
— Мафей, перестань, — вмешалась Ольга. — Какой ты вредный стал, никогда бы не подумала!
Мало того что противный мальчишка растрепал чего не следовало, так еще и опустил бедного маэстро ниже плинтуса! Мало ей кровной вражды между двумя мистралийцами, не хватало, чтобы Артуро рассорился со всеми ее друзьями!
Последний штрих на упомянутом «опускании» сделал вернувшийся Элмар. Он вежливо
— Конечно, не обидится! — уверенно заявил Элмар и посмотрел на несчастного барда так, что тот побледнел и торопливо стал прощаться с Ольгой, уверяя, что ничуть не возражает, а, напротив, всегда рад…
Когда же принц-бастард сообщил, что ему грустно и одиноко, Ольгина совесть благополучно успокоилась.
ГЛАВА 6
Зевес моргнув, як крiль усами,
Олiмп, мов листик, затрусивсь. [1]
1
«Как кролик, Зевс моргнул усами, Олимп, как листик, затрясло». И. П. Котляревский. «Энеида» (перевод с украинского В. Потаповой).
Утро — это всегда проза. От возвышенной легкости прошедшей ночи осталась только непроходящая нежность, которая, впрочем, всегда одолевала Кантора, стоило ему лишь увидеть Азиль. Насколько радостно было окунуться в юношеские воспоминания и вновь пережить забытое беззаботное счастье, настолько же горьким оказалось возвращение в реальность.
Двадцать седьмой день. Нечетный. Факт, способный испортить самое радужное настроение.
В отношениях с Ольгой никакого просвета. Спасибо дорогому папе, удружил.
Азиль обещала молчать, но когда такое было, чтобы она сдержала подобное обещание?
Король — сволочь. Подставил, как хотел.
«А чудо-то, чудо? — нетерпеливо встрепенулся внутренний голос — Ты же так чуда ждал, нытик несчастный, хоть бы проверил!»
Кантор послал зануду, не стесняясь в выражениях. Можно подумать, он забыл или не догадался! Как же! Мысль о чуде была первой по пробуждении, и проверить было легче легкого, но разговаривать вслух с самим собой, да еще если рядом спит дама…
А если честно, у отважного воина просто не хватало духу проверить.
— Доброе утро, — тихо прошелестело рядом.
Кантор чуть приподнял голову, всматриваясь в сумрак. Он видел в темноте немного лучше,
«Отвечай, трус несчастный!» — поддел внутренний голос.
Кантор собрался с духом и негромко, вполголоса произнес:
— Доброе утро, милая.
Внутренний голос испуганно охнул и благоразумно заткнулся.
— Который час? У тебя есть часы?
Кантор сполз с постели и раздвинул шторы, чтобы разыскать требуемый предмет в карманах разбросанной по всей комнате одежды. Солнце еще не взошло, но свет уличных фонарей проник в окно, позволив разглядеть окружающую действительность и выяснить, что еще только половина пятого.
Азиль выскользнула из-под одеяла и потянула со стула платье.
— Я пойду посмотрю, как там Элмар. А ты спи, еще рано.
— Спасибо. Я лучше пойду домой.
— Что-то не так?
Азиль замерла, встревоженно всматриваясь в его лицо и силясь разглядеть глаза.
Кантор через силу улыбнулся. Ему хотелось плакать.
— Нет. Все хорошо. Замечательно. Спасибо тебе.
Разве она виновата, что чудес не бывает? Да если рассудить по справедливости, товарищ Кантор, тебе и так слишком часто везло последний год. Не хрен жадничать.
— Мне кажется, ты чем-то расстроен.
Неужели заметно? Или она чувствует иначе?
— Азиль, милая, честное слово, все хорошо.
Кантор торопливо отбросил найденные штаны и обнял хрупкие плечики нимфы, зарывшись лицом в густые черные локоны.
— Тебе плохо. Я же вижу. Почему?
— Не обращай внимания. Мне всегда немного грустно вспоминать прежнюю жизнь. Вчера все было так прекрасно, так волшебно… в точности как тогда… А возвращаться из сказки в реальность — не самое приятное ощущение. Не переживай, это мелочи, это все проходит. Правда. Грусть пройдет, а воспоминания о волшебной ночи, подаренной тобою, еще долго будут согревать мне сердце.
— Может, ты все-таки не пойдешь домой?
— Надо. Сегодня нечетный день.
— У тебя приступ?
— Нет-нет. Но может начаться в любую минуту, а я предпочитаю в такие моменты находиться дома. Спасибо тебе еще раз. Мне надо идти.
— Тебе спасибо, — засмеялась Азиль, втиснулась в платье и присела на край кровати, наскоро подтягивая шнуровку.
— Да мне-то за что…
— Просто за то, что ты есть. Что ты не такой, как все. Ты… немного как я. Мне приятно знать, что в мире есть еще кто-то, такой, как я.
— Азиль, в мире есть другие нимфы. И они тоже как ты.
— Я никогда их не встречала.
— Может, еще встретишь. Азиль, ты, пожалуйста, не забудь, о чем я тебя просил.
— Да, я помню. Нельзя рассказывать. Я не буду.
— Это важно.
— Я понимаю. Не бойся, я умею. Шеллар просил меня не рассказывать, что я вижу, когда заглядываю в него. И я никому не сказала. И о тебе не скажу. Но Элмару-то можно сказать?
— Боюсь, он на меня обидится.
— Не обидится. Он поймет.