Песочный принц в каменном городе
Шрифт:
Да и не любила я переезды. Это такой же стресс, как смена работы, если не больший. Бабка права: зимой в лачуге будет холодно, а если появятся другие квартиранты — хоть не скучно. Может, даже вместо радио пообщаюсь с обычными людьми за чашкой чая?
О том, что новые постояльцы любят напитки погорячее, узнала вечером, вернувшись с прогулки по городу.
На маленькой кухне их было трое. Две тетки, — иначе не назовешь, — и бродяга. Тетки были в засаленных цветных халатах и порванных тапках с собачьими мордами, бродяга в растянутом свитере мышиного
Я поздоровалась. Задержалась на кухне с минуту, но так как никто не ответил, ушла в комнату.
Так, кухню атаковали минимум часа на два — судя по их огромным кастрюлям и голодным физиономиям. Проходить с тазиком в ванную, дверь которой никогда не запиралась даже на крючок ввиду его отсутствия, мимо этих мужиков тоже не хотелось. Остается ждать.
В засаде я просидела четыре часа: как только у них что-то приготовилось, начались танцы. В прямом смысле слова. Гопанье и громкая музыка.
В дверь комнаты постучали.
— Кто там?
— Соседи, — ответил мужской голос.
Не откроешь — обидятся, а оно мне надо, конфликты на ровном месте? Я увидела одного из мужчин, он был здорово пьян, и чему-то улыбался.
— Пошли, — сказал, пошатываясь.
— Куда?
— Выпьешь.
— Не хочу.
— А познакомиться?
Из-за его спины показалась тетка, схватила свою драгоценность за рукав и утянула к остальным. Я облегченно вздохнула и решила поспать. Снова постучали. На этот раз в дверях оказалась та самая тетка. Халат был распахнут, глаза прищурены, злобное лицо переливалось от пота.
— Не суйся! — дунула мне в лицо перегаром.
— Что?
— Это мой муж, а тебе говорю: не суйся!
Я ничего не ответила. Захлопнула дверь у нее перед носом и включила как можно громче радио, чтобы не слышать, не видеть, забыть. Господи, почему мне так не везет? Стало противно и страшно. И это часть моей новой жизни?
И что делать завтра? Опять выходной, а тут нашествие ненормальных. С грустью подумала об украденных конфетах «коровка»: уж они бы меня спасли от плохого настроения. Есть хотелось страшно, но выходить на кухню было еще страшнее, взвесив все за и против, открыла пачку «Мивины» и уничтожила.
Просто они напились, успокаивала себя, завтра проспятся и забудут, пусть лучше не замечают, не общаются. И этот дядька — точно не мой принц.
Ночью сквозь сон показалось, что кто-то пытается открыть дверь, потом ворчание и тишина. Спать…
Только сон и спасал, а то бы лицо распухло от слез, а голова — от мыслей, и это при том, что раньше ни в плаксах, ни в философах не значилась.
Жаль, характер у меня не для рядового исполнителя. Работала бы спокойно продавцом и не парилась, наслаждалась жизнью, а так недовольство собой, попытки что-то изменить и страх сделать хоть шаг от уже привычного островка.
Хотя, какой там характер? Так, гордыня и гонор. Но лет в пятнадцать я возомнила из себя королевну и думала, что самый симпатичный мальчик в классе меня не достоин. Я была весела, остра на язык и меня приглашали на все тусовки. Наверное, это было счастье.
Длилось оно до тех пор, пока однажды вечером я не подслушала разговор мамы и ее подруги. Говорили обо мне и моей однокласснице Таньке — соседке тети Вали. Так вот, Танька сказала, что удивляется, как со мной вообще кто-то общается, так как я ужасно некрасивая, даже родиться такой большое горе, а она еще шутит.
Я тогда резко изменилась. Детская психика — хрупкая вещь. Превратилась в ту, которой меня видели другие — обычную, скучную, некрасивую. Естественно, меня больше никуда не приглашали, я с тоской посматривала в сторону самого симпатичного мальчика в классе, а он приударил за Танькой.
В институте пришла в себя. Потому что рядом не было Таньки и того мальчика, потому что если кто и думал обо мне не слишком приятные вещи, вслух сказать не решался. Выручал гонор. И гордыня. Пусть так. Не самые худшие советчики.
Постепенно и я, и остальные привыкли к той мысли, что я не только симпатичная, но и обаятельная, есть во мне что-то, что притягивает. Пусть и не с первой попытки. Одному парню нравилась во мне только походка, но этого оказалось достаточно, чтобы он сох все пять лет.
А Одесса пока не оценила. Не очень я подходила под ее стандарты. Но ключевое слово — «пока».
Так, самооценка восстановилась, можно подумать о завтрашнем дне. Поход в кинотеатр себе позволить не могла, к морю не хотелось: боялась встретить алкаша, а гулять по городу без денег малопривлекательно.
Решила отлежаться на койко-месте.
Как задумаешь, так и получится. Каждому по вере его. Утром группа полутрезвых соседей продолжила праздник вселения, а я уминала вторую пачку «Мивины». Продержалась до трех дня, от нечего делать выучила стих Пушкина — как знать, что в жизни может пригодиться? А еще написала один свой. Получилось грустно, но от души.
Из дома улизнула, когда бабка пришла проверить обстановку. Она, наверняка, хотела поговорить о квартплате, да и не только поговорить, но и получить ее, а зарплата во вторник.
Бесцельно проездив на трамваях в один конец города и другой, вернулась поздно вечером. Слава Богу, можно лечь спать и дожить спокойно до рассвета.
На работе снова обвешивала, распродавала неликвид и с тоской посматривала на часы. Скоро возвращаться домой. Не хотелось. Ни домом называть халупу не хотелось, ни туда возвращаться.
Спасение пришло в виде директрисы. Она попросила подежурить, так как какие-то придурки разбили ночью окно, а вставить его за день не успели. В суете я этого даже не заметила. Мне пообещали вознаграждение, а так как спешить некуда, согласие дала быстро. Мы завесили окно пленкой, и я осталась царицей среди полок вкуснятины. Вот тут-то мой животик обрадовался!