Пьесы. Интермедии. Письма. Документы. Воспоминания современников
Шрифт:
Пустославцев. Стойте. Федор Семенович, как вы хотите, но с подхихикиванием в этом месте что-то не получается.
Борзиков. Почему?
Пустославцев. Ну как — почему. Все-таки сиделки следят с неослабевающим интересом, а он подхихикивает. Это неудобно.
Борзиков. Вы правы. В этом месте он может стонать.
Пустославцев. Товарищ Напойкин, вот автор предлагает очень оригинальную и свежую краску для вашей роли. Вы должны в этом месте не подхихикивать, а стонать.
Кассио.
Борзиков. Вы должны это объединить, товарищ Напойкин. Вы должны строить роль диалектически. Иногда в вас начинает говорить старое и вы начинаете стонать, но как только вы начинаете стонать, на вас обрушивается новое и вы начинаете подхихикивать. Понимаете замысел: стонете — подхихикиваете, подхихикиваете — стонете, вот у вас и получится диалектика.
Кассио. Спасибо, душка.
Пустославцев. Повторить.
Сиделка. И твердо надеемся, что она приведет тебя к тому или иному концу.
Кассио. Ой, ой, ой, хи-хи-хи.
Борзиков. Прекрасно! Очень хорошо! Настоящее единство противоположностей! Дальше!
Дездемонова. Будут ли еще приветствия от каких-либо организаций?
Эмилия. Насколько мне известно, кажется, все. Хотели еще выйти аппендицитники, но, кажется, их самих сегодня оперируют.
Дездемонова. В таком случае, товарищи, я считаю, что официальная часть кончилась и мы можем приступить к операции.
Кассио. Ой, ой, ой, хи-хи-хи.
Дездемонова. Товарищ Эмилия, подайте маску с хлороформом. Одевайте.
Кассио. Ой, ой, ой, хи-хи-хи.
Дездемонова. Начинайте считать, вы скорее заснете.
Кассио. Пять в четыре, пять в четыре, пять в четыре, пять в четыре, пять… (Храпит).
Дездемонова. Чу! Он заснул. Обнажите ему живот.
Пустославцев. Раиса Минишна, я просил вас вздрагивать в этом месте. Когда ему обнажают живот, вы вздрагиваете, Понимаете? Обнаженный живот Кассио — это трамплин от которого вы должны отталкиваться в вашей дальнейшей любовной сцене. Я вас очень прошу, Раиса Минишна, отталкивайтесь от живота.
Дездемонова. Я этого места как-то не чувствую, Петр Петрович. У товарища Напойкина совершенно невыразительный живот. От чего я здесь могу вздрагивать? Смешно.
Кассио. Не беспокойтесь, Раиса Минишна, я вам его на спектакле под такого красавца загримирую, что вы будете полчаса вздрагивать.
Дездемонова. Хвастун!
Пустославцев. Дальше!
Дездемонова. Товарищ Эмилия, дайте ланцет, ножницы нитки и наперсток.
Пустославцев. Я не совсем понимаю — почему наперсток?
Борзиков. Видите ли, этим наперстком я хочу дать биографию героини. Дело в том, что, по замыслу автора, Дездемонова работала раньше в пошивочной мастерской, и этот наперсток очень тонко и безо всякой навязчивости должен показать, что, во-первых, Дездемонова еще не порвала связь с производством, а во-вторых, что она уже нами самими сделанный и выпущенный раньше срока профессор. Это очень важно.
Пустославцев. Ага. Раиса Минишна, в этой сцене у вас имеются два важных места. Живот и наперсток. Животом вы показываете свою будущую связь с Кассио, а наперстком вы должны показать свою прошлую связь с производством. Задача состоит в том, чтобы соединить эти две связи в одно компактное целое. Играть нужно так, чтобы зритель не мог разобраться, где у вас кончается живот и где начинается наперсток. Сделайте это, Раиса Минишна.
Дездемонова. Я это на спектакле сделаю, Петр Петрович. Показывать связь с производством сейчас — это не так важно. Все равно прессы нет. Товарищи ассистенты, приступайте к трепанации живота. Дайте ланцет. Прежде чем начать резать, я считаю своей обязанностью обратить ваше пристальное внимание, что этот ланцет лучше американских и сделан нами самими раньше срока на одном из наших гигантских гигантов. Вот я разрезаю верхний покров. Товарищи ассистенты, загните кожу и подрубите концы. Так. Теперь я ему залезу в кишки. Так.
Гудок.
Кассио. Гудок. (Садится.) Я должен идти. (Хочет слезть со стола).
Дездемонова. Безумный, что вы делаете? Держите его.
Кассио. Пустите меня! Пустите меня к ней!
Гудок.
Слышите, она призывает меня, моя красная черная металлургия! (Вырывается и бежит к двери).
Дездемонова загораживает ему дорогу.
Дездемонова. Но поймите, что у вас разрезан живот.
Кассио. Хи-хи-хи!
Пустославцев. Что вы делаете?
Кассио. Оттеняю эпоху. Хи-хи-хи. Разве я мелкий индивидуалист, чтобы думать о животе? Пока у меня есть руки, я должен работать. Пустите меня к моим сестрам мартенам. Я не могу пропускать человеко-часы.
Дездемонова. Один только день.
Кассио. Ни одного человеко-часа!
Дездемонова. Сегодня мы вам заштукуем живот, и двадцать восьмого вы выйдете на работу.
Кассио. А разве сегодня двадцать седьмое?
Дездемонова. Да.
Кассио. В таком случае можете штуковать. Двадцать седьмого я выходной.
Дездемонова(в сторону). О пятидневка, как я благодарна тебе! (Смотрит на него долгим взглядом.) Ложитесь, милый.