Пьесы
Шрифт:
ЭЛИН. Но чего бы тебе хотелось?
ДАВИД. Черный пиджак.
ЭЛИН. Чем бы тебе хотелось заниматься? Ты же не можешь шататься без дела днем и ночью.
ДАВИД. Ночью я сам найду чем заняться.
ЭЛИН. Хватит качаться на стуле.
ДАВИД. Лучше мне вовсе уйти.
ЭЛИН. Что?
ДАВИД. Лучше мне поблагодарить тебя, попрощаться и уйти.
ЭЛИН. Бу-бу-бу! И куда же ты
ДАВИД. Потом поймешь. Я тебе открытку пришлю.
ЭЛИН. Да ты ни одного дня не выдержишь в людях.
ДАВИД. Почему это? Там уж, черт побери, наверняка не хуже, чем здесь.
ЭЛИН. Как ты противно ругаешься.
ДАВИД. Разве я не прав? В чем дело?
ЭЛИН. Не говори так.
ДАВИД. Тебе не придется меня терпеть. Почему ты раньше меня не отпустила? Мне очень жаль, но ведь Иван ушел из дома еще в Первую мировую войну, когда ему было шестнадцать, а ты говоришь, что я на него похож. Тебе ведь плевать, что я делаю, лишь бы я не маячил перед глазами. Ты даже с официантками объединяешься против меня!
ЭЛИН. Неправда.
ДАВИД. Мне надо уйти. Надо. А ты оставайся с этим пластмассовым чревовещателем! (Хохочет.)
ЭЛИН. Какой жестокий смех.
ДАВИД (встает, собираясь уйти). А ты сиди здесь, сиськи мни! (Расчетливо, с ненавистью.) Я знаю, кто ты на самом деле? Поняла? (Не уходит.)
МАРТИН (выходит из будки). Что ты делаешь?
ЭЛИН. Ты что, не видишь?
МАРТИН. Обязательно делать это прямо сейчас?
ЭЛИН. Если есть желание, можешь помочь.
МАРТИН. Ты снова делаешь работу за Мону. Какой тогда смысл платить ей деньги? Ты объяснишь мне или нет?
ЭЛИН. Мало ей, по-твоему, неприятностей в жизни?
Она домой идти боится, там ее ждет пьяница муж. В один прекрасный день он убьет ее.
МАРТИН. Понимаю, но всех не обогреешь. Только не надейся на благодарность… они смеются у тебя за спиной, потому что считают тебя за дурочку.
ЭЛИН. Господи, Мартин, я ведь всего лишь складываю салфетки. Мне совсем не сложно это сделать, пока я вяжу.
МАРТИН. Да, конечно, ты все всегда успеваешь, знаю. Мне страшно повезло, что ты у меня есть, иначе все было бы по-другому. Все они до сих пор не ушли только из-за тебя.
ЭЛИН. Ну вот и все.
МАРТИН. Что будешь делать теперь?
ЭЛИН. Положу салфетки в сервировочный шкафчик, спущусь в подвал и разберу вчерашние скатерти. (Убирает салфетки, надевает розовый нейлоновый халат.)
МАРТИН. Неужели надеть больше нечего?
ЭЛИН. Ты сам собирался его надеть?
МАРТИН. Тебе нечем заняться?
Голубей покормил?
ДАВИД. Им пора худеть, а то слишком много гадят.
МАРТИН. Ты заправил кровать?
ДАВИД (смотрит на него с удивлением). У тебя как с головой?
МАРТИН. Начинается… Ну сколько можно. Опять это ужасное завывание. Нет моих сил.
ДАВИД. Тихо.
МАРТИН. Есть в этом доме хоть одно место, где можно побыть в тишине?
ДАВИД. Ну почему нельзя помолчать! Будь добр, иди к себе в кабинет и займись реквизицией… реквизируй прямые проборы!
МАРТИН (вздыхает, вдруг словно теряет ко всему интерес). И что мне с тобой делать.
ДАВИД. Купи мне граммофон.
МАРТИН. Граммофон?
ДАВИД. Ну да, граммофон.
МАРТИН. Зачем он тебе? У тебя ведь уже есть. (Показывает на радио.) Думаете, я сморкаюсь деньгами?
ДАВИД. Виниловые пластинки на нем не проигрываются, только граммофонные.
МАРТИН. Тебе вполне достаточно.
ДАВИД. Это тебе так кажется. Его можно слушать только по ночам. И то вы не разрешаете.
МАРТИН. Не пойти ли тебе в свою комнату, чтобы заняться там чем-нибудь интересным? Чем угодно. А может быть, покатаешься на велосипеде?
ДАВИД. Зачем? Мне и так хорошо. Хочешь отделаться от меня?
МАРТИН. Отделаться?
ДАВИД. Что вы все время меня преследуете, как ФБР, — ты, мама и этот Эдгар Гувер?
МАРТИН. Почему сразу «отделаться»? Сиди на здоровье, раз хочется.
ДАВИД. Спасибо.