Пьесы
Шрифт:
Не представляю, как он может жить в Воронеже, там люди злые.
Мне кажется, он там остановился в своем развитии. От женщины многое зависит.
Даже не знаю, пишет он там что-нибудь или нет. Пишет, наверное, что-нибудь в стол. А может и не пишет уже. Просто смысла нет уже.
Творчество не приносит людям никакой радости. Это просто болезнь. Это демон, который пожирает тебя изнутри.
Это не моя мысль, это Вадим часто повторял. А однажды он вдруг улыбнулся и сказал, что его демон совсем нестрашный, типа котенка и он его не пожирает изнутри, а лишь слегка покусывает.
И все равно это
Мне мама говорит — ты чеховская душечка. Да, я душечка. И что теперь?
Это я его придумала! Вот вам ваша сенсация! Это я его создала! Да я, все я одна! Он был никто и звать никак, пустое место, вологодский лось, деревенский пентюх. Я придумала его, моего писателя и высекла из куска дерева, которое даже издалека, даже в темноте нельзя было принять за человека. Не было никакого гения! Даже таланта не было ни вот столечки. Это я была его гением.
Если бы Вадим остался со мной, если бы он слушал меня, он бы в конце концов стал знаменитым писателем. Одиннадцать лет я его за волосы тащила из небытия, а он вырвался и сам ушел обратно — туда в небытие. Как будто и не было ничего.
Я отдала ему все и не получила взамен ничего.
Я все думаю, думаю, почему у нас не получилось? Я же старалась изо всех сил. Я правда старалась.
Я пыталась ему написать, позвонить, как-то объяснить. Он на письма не отвечает, трубку бросает. Не хочет со мной говорить. Как будто и не было ничего. Не понимаю, почему. Почему он так на меня злится? А может быть, он не на меня, а на себя злится.
Мне кажется, если бы мы с ним встретились, нам было бы о чем поговорить. Сели бы где-нибудь в кафе и поболтали бы. Повспоминали бы. Как в общаге жили, как окно мыли, как уточек кормили.
Нам ведь есть что вспомнить.
Почему он даже поговорить со мной не хочет? Почему?
3
Здравствуй!
Я долго не решалась тебе написать. Дорогой мой, самый близкий, самый милый мой друг.
Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Мне больше нет места в жизни. Я жива только до тех пор, пока я кому-то нужна. Так ты меня учил. А когда не нужна — зачем жить?
Я сама просила ее, чтобы она родила мне внучку. Но она родила не человека, а личинку. Личинка росла и росла, питаясь мною, пока не выросла. От меня к тому времени осталась одна только шкурка. Шкурка мешала ей и она решила ее выкинуть.
Я лежу в крохотной палате на седьмом этаже и пишу тебе письмо, подложив под листок бумаги книгу «Кола Брюньон». Скоро принесут ужин, потом выключат свет. А когда свет включат снова, меня уже не будет. Так что мне нужно поскорее написать тебе все, что я давно хотела тебе рассказать.
У меня много чего накопилось на душе. Шкурка тонкая, а душа тяжелая. На душе много грехов. Четыре греха у меня на душе. Четыре греха я носила в своей душе сорок лет.
Впервые я почувствовала себя собой, отделив себя от остального мира в Ленинграде в сорок втором году. Мама поила меня горячим мясным бульоном и читала мне наизусть «Бородино». Я пила вкусный бульон из алюминиевой кружки и смотрела на драгунов. Эти странные люди с синими лицами и конскими хвостами, стуча копытами, скакали по стенам нашей квартиры. Мама говорила, говорила и ходила из комнаты в комнату,
Я допила бульон и со дна кружки мне на язык выпало золотое колечко. Я спрятала его за щеку и носила там три года. Три года я молчала, чтобы никто не заметил мое золотое колечко. В эвакуации обо мне говорили, что я порченая. Меня сторонились. Я должна была молчать до тех пор, пока не найду окно, в которое смогу уйти к маме. Но на всех окнах, которые я тогда видела, были решетки.
Потом война закончилась и в Москве на Красной площади я встретила тебя. Ты был красивый, молодой и сильный. Я сразу влюбилась в тебя, и я достала колечко из-за щеки и надела на палец. И наконец я могла говорить, и я кричала «ура» громче всех, смотрела на тебя и смеялась. И ты смотрел на меня и смеялся. Так я стала твоей женой. Только ты не знал об этом. И я больше не искала окно, чтобы уйти к маме. И это был мой первый грех.
Однажды в школе старшие девки в туалете пытались снять с меня мое золотое колечко. Тогда я сказала им про нас с тобой, и они побелели от страха и ушли.
После школы я работала в статистике, сортировала переписку. Ко мне приходили письма о муке, письма о вагонах, письма о самолетах, письма о бензине, письма о сапогах, письма о молоке, письма о гвоздях, письма о письмах, письма о шерсти, письма о бочках, письма об иглах для швейных машин и еще о многих-многих разных предметах. Я даже и не знала, что в нашей стране есть так много разных предметов.
Но однажды я получила письмо о любви. Молодой сотрудник МГБ писал, что любит меня. Он писал, что думает обо мне каждый день. Еще он писал, что он скучает обо мне. Еще он писал, что он хотел бы быть вместе со мной. Еще он писал, что он хотел бы прожить жизнь рядом со мной, состариться и умереть рядом со мной. Имя адресата письма не было указано. Но был обратный адрес — Вологодская область. Поселок №21. Вот так вот. Поселок номер 21.
Я написала ему, что он, вероятно, ошибся, вложив в конверт, адресованный в управление статистики, другое письмо. И возможно, где-то в другом городе какая-то девушка, которая ждала его письма, сейчас с удивлением читает о бочках, гвоздях или самолетах или о чем-то еще, что очень важно для жителей поселка номер 21 Вологодской области. Через две недели я снова получила от него письмо. Он написал, что никакой ошибки нет, что он писал именно мне. Просто он еще не знал, кто я такая и где я нахожусь. А теперь узнал и будет любить уже не абстрактно — «Москва, комитет статистики, кто-то». А персонально — «Москва, комитет статистики, я».
Я решила его проверить и послала ему свою фотографию. Кроме меня на фотографии было еще 28 девушек — весь наш отдел. Он прислал фотографию обратно. На месте моего лица был аккуратный кружочек — он вырезал меня, отделив от остальных. Меня он оставил себе, а остальных вернул. И написал, что он видел на этой фотографии только меня, а все остальные были для него одним большим мутным пятном.
В этот же день я уволилась и уехала к нему — в поселок номер 21 Вологодской области. Перед поездом я зашла на Красную площадь и как будто случайно обронила там свое золотое колечко. Так мы с тобой развелись. Это был мой второй грех.