Пьесы
Шрифт:
Х е к и м о в. Мерджен, детка, повторяю, спустись на землю! Занимайся своим скромным делом. Твой участок, вернее, наш участок — это ботиночки, туфельки. Не пари! Не манипулируй словами! Груз! Народное хозяйство! План! Пусть этим занимается государство.
М е р д ж е н. Манипулируешь словами ты, Нурлы! Не только словами — понятиями! Жизненно важными понятиями! Вот ты обложился книжками. (Показывает на книги, лежащие на столе, делает жест в сторону шкафа, где красуются солидные тома.) А для чего? Пыль в глаза пускаешь? Ко-му? Ведь себе
Х е к и м о в. Чем тебе мешают книги? В каждом солидном кабинете…
М е р д ж е н. Вот именно! Поставили как иконы! Но ведь вы — безбожники. Поставили — для перестраховки. Дабы не заподозрили в неверии. А ведь книги прекрасные. В них заглядывать надо. Помогут. Еще как! Вот, например… (Подходит к шкафу, достает книгу, открывает на одной из страниц.) Слушай, «…когда мы говорим «государство», то государство — это мы, это — пролетариат, это — авангард рабочего класса». Сказано это было двадцать седьмого марта двадцать второго года на Одиннадцатом съезде Коммунистической партии. Шестьдесят лет назад. Достаточный срок, чтобы всем нам усвоить. Всем!
Х е к и м о в. Да что ты меня учишь? Я веду семинар! Все это я давно знаю!
М е р д ж е н. Знаешь — устами! Голосовыми связками! А делами — лжешь, обманываешь народ.
Наступает долгая пауза. Хекимов думает, исподлобья поглядывая на Мерджен, явно обеспокоенный ее настроением. Он ищет выход из создавшегося положения.
Х е к и м о в. Ты знаешь, Мерджен, ты меня убедила. Клянусь. У-бе-ди-ла!
М е р д ж е н. Да? В чем же?
Х е к и м о в. Я — на лопатках! (Смеется.) Как и все у нас на фабрике. Я согласен с тобой. Пожалуй, следовало бы попробовать — дать вам, толковым, деловым, образованным женщинам, эдак раз в год на месяц повсеместно побывать в наших шкурах, доверить вам румпели всех звеньев нашей жизни. Всех! Был бы полезный эксперимент. Да, я согласен. Искренне. Согласен с твоей мыслью, с твоим энтузиазмом, с твоей фантазией. (После паузы.) Конечно, мы не можем, не имеем права заранее предсказать результаты. Но… очень любопытно. Очень! Итак, согласен с твоей мыслью, Мерджен. Но давай и ты… (Улыбается.) Соглашайся. Давай и ты помогай — мне, нам, фабрике! Закрой глаза на дефекты. Спасай план!
Наступает долгая пауза.
М е р д ж е н. Не пройдет твой номер, Нурлы. Не обманешь. На этот раз — не обманешь.
Х е к и м о в. Ты не дослушала меня до конца, Мерджен. На этот раз план необходим мне любой ценой. Показываю свои карты. Ты — свой человек, близкий мне…
М е р д ж е н. Перестань! (Морщится.)
Х е к и м о в. Да, да. Такие вещи не забываются. Словом, тебе можно довериться. Меня прочат в главк на место Баширова. Вопрос фактически уже решен. Дам я план — я в главке. И
М е р д ж е н (изумленно). Так. Предлагаешь мне взятку? Хорош гусь!
Х е к и м о в. Да при чем здесь взятка? Я же говорю: ты свой, близкий мне человек. Да, да, несмотря ни на что, Мерджен! Откуда ты знаешь, может, и во мне живет это чувство… ну, ну… как бы это сказать?
М е р д ж е н (насмешливо, с горечью). Отцовское чувство… к тем малюткам, которые могли бы родиться у меня и не родились?
Они долго молчат, смотрят в упор друг на друга.
Х е к и м о в. Может быть, и это, Мерджен. Не знаю. Может быть…
М е р д ж е н. Не это, Нурлы. Не заблуждайся. У тебя — не это.
Х е к и м о в. А что же, Мерджен? Объясни тогда.
М е р д ж е н. Совесть, которая не может не мучить тебя. Голос твоей совести! Вот что! Все-таки ты человек, Нурлы. (После паузы.) Впрочем, что это я выдумываю? Какая совесть?! Ее в тебе — капля, а желание занять пост — как океан. Тонет писк твоей совести в его призывном рокоте.
Х е к и м о в. Что я — хуже Баширова?
М е р д ж е н. В том-то и дело, что не хуже. В том-то и дело, Нурлы, что даже лучше. Это-то и ужасно, что Баширов хуже даже тебя!
Х е к и м о в. Хорошо, Мерджен, не будем о совести. В конце концов, это слишком тонкая вещь, где уж тут чужим рукам прощупать? Но в моем предложении есть и другой момент. Повторяю, ты станешь хозяйкой фабрики. Вот и докажешь всем нам, чего стоят твои гипотезы относительно вашей женской врожденной хозяйственности. Не на словах, а на деле. Поставишь фабрику на ноги. Чем не цель в жизни?
Опять наступает долгая пауза. Мерджен задумывается.
Ну, соглашайся! Ведь поставишь фабрику на ноги! Я верю в тебя! Верю в твою хозяйственную гениальность! Верю в великий, мощный закон сохранения энергии. В твоей крови — упорство, правдолюбие крестьян и жаркое каракумское солнце! Тысячи лет труда, чистого синего неба над головой и свободы от этих вот камней. (Показывает на стены.) Ты еще ничего не растеряла, как я, родившийся в городе. Не успела. Терять будут твои дети.
М е р д ж е н. Что тебя-то заставило терять, Нурлы?
Х е к и м о в. Очевидно, тоже… какой-то мощный закон.
М е р д ж е н. Попал под лавину издержек общественного бытия?
Х е к и м о в. Очевидно. Что может быть еще? Ну, так как, Мерджен? Меняемся?
Мерджен долго молчит.
М е р д ж е н (задумчиво, невесело). Баш на баш?
Х е к и м о в. Вот именно. Ты мне — пост в главке, я тебе — фабрику.