Петербургские лабиринты
Шрифт:
— Машенька, — спохватился князь Петр, — зачем мы опять говорим об этом? Давай попробуем простить друг друга, и не надо больше никому мстить. Прости меня — я сказал лишнее. И сейчас нам обоим надо успокоиться. Попробуем быть терпимее друг к другу и более терпеливыми.
— Не больно ты был терпеливым прежде — ни дня не мог прожить без своей девки, — озлобленно глядя на мужа, сказала Долгорукая.
— Маша! Не начинай! — князь Петр схватился руками за голову. — Опять ты…
— Тебя послушать, так все наши беды из-за меня, — не успокаивалась Долгорукая.
— По-моему, ты все-таки рано перестала принимать лекарства, — не выдержал Петр.
— Вот ты, значит, как? Хочешь все на мое нездоровье списать? Свою вину на мои плечи переложить? Благородным прикидывался? «Это я фальшивые деньги жене передал», — передразнила князя Долгорукая. — А мне, что ты вину на себя принял, — все равно, ибо не моя это вина! Я к тем деньгам была непричастна! Чужая это вина, Забалуев мне те ассигнации подкинул.
— Господи, Маша, — князь Петр был бледен и выглядел измученным, — неужели же ты никогда не простишь меня? Ведь ни минуты не было, чтобы я не пожалел о содеянном.
— А у меня не было минуты, чтобы я не думала об этом! — воскликнула Долгорукая.
— Маша, умоляю, — устало произнес князь Петр, — давай перевернем эту страницу и начнем новую жизнь.
— Ненавижу, — прошипела Долгорукая, — как же я тебя ненавижу!
Она хотела было сказать еще что-то, но неожиданно дверь кабинета распахнулась, и на пороге появилась Марфа — простоволосая, с горящими от гнева глазами.
— Ты! — вскричал князь Петр. — Что ты здесь делаешь? Марфа, ты же обещала никогда не появляться в нашем доме.
— Это было до того, как я узнала, что ребенок, которого я от тебя родила, жив, — торжествующе провозгласила Марфа. — Наша с тобой дочь жива. Наша девочка, появившаяся на свет через несколько месяцев после того, как ты продал меня барону Корфу.
— Ах! — вскричала Долгорукая и, лишаясь чувств, медленно опустилась в кресло рядом со столом, за которым по обыкновению сидел малоподвижный после ранения князь Петр.
— Я не верю тебе, — грозным тоном сказал он, обращаясь к Марфе.
— Не веришь? — рассмеялась она:
— У Сычихи спроси, она принимала роды.
— Если это так, — все еще недоверчиво смотрел на нее Петр, — почему прежде молчала? Почему не сказала об этом?
— Сычиха убедила меня, что ребенок умер, но теперь все раскрылось. И то кольцо, что ты подарил мне — помнишь, ты хотел, чтобы я родила тебе дочку и даже выбрал имя для нее — Анастасия? Теперь это кольцо у нее в руках — она жива, и я заберу ее у тебя.
— О чем ты говоришь, Марфа? — не понял князь Петр. — И перестань придумывать ребенка, которого у тебя никогда не было.
— Господь свидетель! — Марфа подняла указующий перст к небу. — А не веришь — спроси у своей жены.
— Маша? — растерялся князь. — При чем здесь Маша?
— А? Что? — очнулась Долгорукая и безумным взглядом обвела комнату. — О чем мой муж должен у меня спрашивать?
— Ты, ты украла нашего ребенка! Душегубка и воровка! — закричала Марфа.
— Петр Михайлович, — властно сказала Долгорукая, вставая с кресла, — сделайте милость, избавьте меня от своей девки.
— Марфа, опомнись, что ты творишь! — Петр попытался встать, дабы выставить Марфу за дверь, но она, не глядя на него, бросилась к Долгорукой.
— Она украла моего ребенка и воспитала, как собственного. И этот ребенок — Лиза!
— Марфа, я прошу тебя… — Петр, наконец, встал и заслонил собой жену.
— Да она больна. — выглянула из-за его спины Долгорукая.
— Нет, это ты больна, ты одержимая. Ты готова сделать все, только бы он остался с тобой!
— Марфа, не кричи, — увещевал ее князь Петр. — Лиза — моя дочь…
— И моя! И имя ей — Анастасия! — прервала его Марфа. — Нет в приходской книге записи о рождении и крещении Лизы Долгорукой, а Настя есть. Наша Настя!
— Да мало ли детей рождаются в один день, — невозмутимо пожала плечами Долгорукая.
— Марфа, Лиза не твоя дочь, — тихо сказал Петр, — и никто не крал у тебя девочку. Твой ребенок умер, но, даже если бы я и знал о нем, это ничего не изменило бы в наших с тобой отношениях. Я принял решение, я вернулся в семью, и прошу оставить нас в покое.
— Господи, прости ее грешную, не ведает, что говорит, — кивнула Долгорукая.
— Петя, опомнись, — Марфа в ужасе уставилась на князя. — Посмотри на нее, с кем ты живешь?!
Ведь это она стреляла в тебя. Она отравила барона. Корфа. Ты думаешь, она не может украсть ребенка?
— Петр Михайлович, — требовательно сказала Долгорукая, — я не желаю более в собственном доме слушать эти бредни сумасшедшей. Сделай же что-нибудь, и немедленно!
— Дмитрий! — закричал князь Петр и стал, что было сил, трясти колокольчик. — Дмитрий, да где ты запропастился, мерзавец?!
— Ты прогоняешь меня? — прошептала Марфа.
— Да, — кивнул князь Петр, — ты должна уйти.
— О, я даже не знаю, кто из вас худшее чудовище — она или ты…
— Дмитрий, проводи гостью, — сухо велел князь Петр прибежавшему на его крик слуге. Дмитрий тут же пребольно схватил Марфу за руку, но она вырвалась и с ненавистью посмотрела на князя.
— Что, что мне сделать для того, чтобы ты поверил?
— Уйти, — отвернулся от нее князь Петр.
— Ты предал меня, предал нашу дочь, — обреченным тоном произнесла Марфа. — Когда-нибудь ты об этом пожалеешь, да как бы поздно не оказалось.