Петербургский сыск. 1870 – 1874
Шрифт:
– Да ни чем особенным, – пожал плечами следователь, край наш не богат. Только вот лен и сподобились выращивать, от него вся прибыль. Местные его выращивают, а булыни, так здесь купцов прозывают, скупают на корню весь урожай и за границу отправляют или в Лилль, или в Белфаст. Самое неприятное, что задарма. Крестьянину деньги к осени нужны на закупку товаров и для уплаты податей. Таким был и убитый Семенов, ближайшую округу в кулаке держал. Не было ни одного земледельца не задолжавшего нашему убиенному. Хватка была у него медвежья. Один раз, – разговорился Николай Иванович, – несколько человек подожгли
– Как же обнаружили убиенных? – удивился помощник.
– Узнали по случайности. Семейство купца поднималось рано, хозяйством занимались, печь топили, а здесь тишина с утра, даже собаки и те не лаяли. Соседка заподозрила неладное, решила проверить – может, в доме что случилось? А когда подошла к воротам, то они были приоткрыты. Сквозь щель заметила мертвых собак и работника, что выполнял всю грязную работу по дому.
– Вы прибыли в тот же день?
– Да, как получили известия, сразу же в деревню. Приехали засветло.
– Чужие могли к нему попасть?
– В том—то и дело, что нет. Никого из чужих дальше ворот не пустил бы.
– Странно.
– Вся невидаль, что странно. Взрослые были связаны и убиты ударами топора, а дети в одной комнате зарезаны ножом.
– Ничего странного не было?
– Странность была в диковеном узле.
– Чем?
– Подобие морского что ли, хотя господа, к морю касательства не имел. Сужу исключительно по литографиях в книгах.
– На том спасибо.
За беседой незаметно подъехали к дому убитого.
Дом действительно напоминал неприступную крепость. Огороженный двухсаженным забором он стоял, возвышаясь темной громадиной, навевая мысли о древних русских городищах, обнесенных бревенчатыми стенами.
Сестра купца не стала переезжать в освободившийся дом из—за суеверия, ведь десять душ покинули тела не по собственной воле, а только навела порядок, замыла кровавые следы.
Судебный следователь оставил гостей у ворот, а сам же вернулся через пять минут с новой хозяйкой, бойкой старушкой маленького роста.
– Доброго дня, – поздоровалась она.
Следователь развел руками, мол, одним нельзя.
Путилин понимающе кивнул головой.
Большой двор радостно зеленел травою. дом же производил гнетущее впечатление, не смотря на резное крыльцо и ажурные деревянные ставни.
– Там у колодца, – показал следователь, – и там, – показал рукою, – лежали зарубленные псы. На крыльце головою к ступеням Василий Сорокин, три раза ударили в спину ножом, на руках обрывки веревки.
Вошли в сени с низкими дверями, потом в светлую большую комнату с двумя лавками в углу и массивным столом для всей семьи.
– В этой комнате, – следователь подошел к двери и распахнул, – на полу рядком лежали связанные хозяин, его сын и сноха. А в той, – указал на двери напротив, – дети от трех до одиннадцати лет. Резали, как курят, по одному и всех точным ударом в сердце, – Николай Иванович перекрестился, – хоть не мучились. Здесь же на столе стояли две бутылки водки и закуска.
– Значит, хотя бы одного из убийц Семенов знал.
– Так точно.
– Да не пустил бы постороннего мой братец, – вмешалась
– Скажите, – поинтересовался Путилин, – много денег у него здесь было?
– Почитай все его накопления, прижимист был, – перекрестилась на икону, – сколько ему говорила – отвези в банк, неровен час ограбит кто иль снова петуха пустит. Нет, говорит, под боком целей будут.
– У него были тайники?
– А как же, в сундуке он хранил немного, а остальное в подполе.
– Осмотрели весь дом и действительно были потайные места, но было видно, что в доме никто не искал, а сразу вскрыли места хранения.
– Сам хозяин, – дополнила сестра, – в жисть бы не сказал, где у него что лежит. На куски его режь, все одно молчал бы. О деньгах в подполе даже сын не знал, не то чтобы кто сторонний.
Иван Дмитриевич прошелся по комнатам, спустился в подпол.
На свежем воздухе вздохнул полной грудью, давило в доме непонятное чувство.
– Деревенских опрашивали?
– Давайте пройдем к дьячку, – предложил судебный следователь.
Дьячок, мужчина неопределенного возраста, с козлиной бородкой непрестанно крестился.
– Да, – говорил он, – уже под вечер возвращался я со станции. Меня обогнала двойка лошадей, в коляске сидело четверо мужчин. Одеты по—городскому. Никого из них раньше не видел.
– Вы долго здесь живете?
– Почитай с детства, так что всех знаю в округе.
– Запомнилось хоть что—нибудь?
– Нет, – усмехнулся дьячок, – да и времени прошло достаточно. Хотя, – он задумался, силясь вспомнить, – нет. Все, как на подбор, эдакие молодцы. Постой, постой, они меня обогнали, но в деревне я с ними сравнялся, их на коляске было двое и повернули к дому Семенова.
– Больше никого не видели.
– Нет.
Деревенские ничего к сказанному не добавили: Семенов был очень осторожным, постороннего не пустил бы, семью держал в строгости, любопытные заметили, как к воротам подъехали двое.
– Становится немного понятно, – проговорил Путилин, – приехало четверо, которых видел дьячок, когда его обогнали. Двое из них вышли ранее и спрятались в том лесочке, – показал рукою, – а двое поехали к дому Семенова. Их, наверное, уже ждали и знали, раз хозяин сам без боязни впустил убийц в дом. Возницу, с которым они добирались до деревни, гости отпустили, знали, что свидетель им не нужен. Незнакомцы вместе с хозяином отужинали, обсудили дела и легли спать. Когда все улеглись, один из ночных гостей вышел на крыльцо, вроде бы как покурить, убил собак, главное, что собаки не подняли лая, знали этого человека, он и впустил в дом тех двоих, что прятались в рощице. Во время ограбления работнику Василию Сорокину удалось освободиться, но далеко убежать не сумел и его зарезали во дворе. Убив Семеновых, душегубы забрали деньги из сундука и тайников, они знали, где он их прятал, запрягли лошадь хозяина и уехали, скорее всего, на станцию. Их следы следует искать там.