Петербургский сыск. 1870 – 1874
Шрифт:
– Что вы предлагаете? – Путилин сел за стол и положил руки на столешницу.
– Я хочу доказать вам, что я – всего лишь жертва.
– Хорошо, каким образом?
– Господин Цеханович должен прислать мне письмо после того, как устроится на новом месте.
– Где?
– Он собирался плыть в Америку, где проживает его двоюродный брат Жоли.
– Жоли? Странное имя.
– Георгий, там его зовут Жоли.
– Значит, вы должны получить от него письмо?
– Да, в нём он подробно опишет, как мне к нему ехать.
– Почему я должен вам верить?
– Я –
– Но любовь, привязанность?
– Каждый человек может заблуждаться. Теперь я думаю, почему Ми… Цеханович, поправилась Алина, – не взял меня с собою сразу? Вы не находите это, по крайней мере, странным?
Через месяц Грушевская получила письмо из Америки, колебаний не было, она отнесла его в сыскную полицию. Цеханович в хвастливым выражениях описывал свои приключения, как он из Вильны направился в Эйнкунен, где всего за сто пятьдесят рублей местные контрабандисты вывезли его из империи и что теперь он свободный человек. Только в последних словах Цеханович вспомнил об Алине.
– Господин Путилин, я не хочу чувствовать себя преступницей, у меня своя жизнь, свои ученики, пусть небольшие деньги, но получены честным путём, – Алина протянула письмо Ивану Дмитриевичу.
– Вы не жалеете об этом? – Начальник сыскной полиции положил руку на письмо.
– Нет.
После прочтения Путилин посмотрел задумчиво в окно и сказал:
– Вы хотите идти до конца?
– Для себя я решила давно, как мне поступать.
– Он хочет, чтобы вы отправились к нему, даже пишет о новом имени и точном адресе.
– Цеханович для меня остался в прошлом. Что от меня требуется?
– Напишите ему письмо, что вы боитесь одна переплавляться через океан и просите прибыть Михаила в любой из городов Европы.
Ещё через две недели Грушевская принесла телеграмму:
«Встреча в Гамбурге в первых числах августа, пароход из Нью—Йорка. Платон Аленин»
По распоряжению министра Внутренних Дел, к которому на приём ходил Иван Дмитриевич, в немецкий портовый город был командирован губернский секретарь Жуков с приданными ему двумя агентами. Целую неделю они встречали пароходы, прибывающие из Америки, боялись упустить, ведь следующей такой оказии могло бы и не быть.
7 августа в новой костюмной паре, в фетровой шляпе по трапу спускался молодой человек, в котором Жуков по фотографической карточке признал Михаила Цехановича. Он вытягивал шею и обозревал встречающих, выискивая глазами Алину Грушевскую. На лице читалось неподдельное удивление от того, что нигде ее не видел.
Уже на пристани, когда новоиспечённый Платон натягивал белоснежные перчатки тонкой кожи, он почувствовал, как руки с двух сторон обхватили, как ему показалось, железные тиски и Михаил с удивлением перед собой увидел довольно молодого человека, который улыбаясь, произнёс:
– С прибытием, господин Цеханович! Правосудие ждёт!
Любовь
– На девятой? – Уточнил у помощника начальник сыскной полиции Путилин, подергивая себя за пышный бакенбард, которые он то стриг, то вновь отращивал.
– Да, – ответил Жуков и добавил, – на девятой, во дворе двадцать второго дома.
– М—да. – тяжело выдохнул Иван Дмитриевич, – живешь, живешь. А потом тебя. Как безродную собаку по голове и в землю.
– Если бы на месте дворницкой не задумали новый флигель строить. так и не нашел бы никто тело.
– Печально, – и опустил подбородок на руки, обхватившие рукоять трости, и обратился к помощнику. – не надоело, Миша. Кровавыми деяниями рук человеческих заниматься?
– Нет, Иван Дмитрич, мне хочется освобождения мира от всяких, – и Жуков умолк, не договорив.
– Непосильная ноша, Миша, непосильная, как человек был алчен, жаден и подл, так он им и остается.
– Не все же такие? – Возразил помощник.
– Не все, к счастью не все, иначе твой мир рухнул бы в ад.
– Не думаю, Иван Дмитрич. Большинство честные и благородные, а с остальными, сами ли, с Божьей ли помощью, но справимся.
– Время покажет, – настроение у начальника сыскной полиции желало быть лучше, первый день лета и такая незадача, хотя для кого—то целая трагедия. При рытье канавы под фундамент флигеля, задуманного хозяином дома господином Краснопольским построить на месте, где прежде помещалась дворницкая, был найден труп неизвестного человека, судя по состоянию пролежал он в земле не менее месяца. Сразу же околоточный надзиратель сообщил в участок, из участка – в часть, а те соответственно вызвали агентов сыскной полиции. Зачем же на себя брать обузу – расследование.
Путилин взял себе за правило выезжать на такие происшествия, чтобы увидеть и место преступления. и людей, о которых будет читать в отсчетах агентов, и поговорить с доктором, и полицейскими чинами, да и вообще оценить где, что и как.
Такое помогало следить за следствием и видеть недочеты агентов, но прежде всего свои.
– Значит, честные и благородные, говоришь. – ни с того, ни с сего произнёс начальник сыскной полиции и умолк, пока не остановились у означенного дома.
Миша, как всегда соскочил в силу молодости, а Иван Дмитриевич, ощущая тяжесть в ногах, степенно ступил на землю, как казалось любопытным, которых не корми, а дай поглазеть на жертв преступлений. Вот их Путилин не понимал, ну, занялись бы работой, делами или еще чем полезным, но стоять и глазеть?
Во доре дома царила какая—то суета, передававшаяся окружающим, только Иван Дмитриевич неспешым шагом направился к яме, из которой по распоряжению участкового пристава достали труп и положили тут же, на краю.
Путилин приложил руку с платком к лицу, запах стоял отвратительный.
– Подсунули вы мне, господа подарок, – доктор вытирал со лба пот, ведь на улице стоит лето, а ему пришлось осмотреть тело со всех сторон, да и лишний вес давал знать, – жара—то сегодня.
– Доброе утро, – поздоровался с присутствующими Путилин и обратился к доктору, – чем обрадуете нас?