Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
По приезде остановился в гостинице «Клейно», что располагалась на Торговой площади и с утра следующего дня занялся обходом ювелирных лавок и магазинов. Резонно рассудив, что человек впервые прибывший в город, не будет долго выискивать место, где можно продать ювелирные изделия, а выберет места, расположенные рядом с вокзалом. Ещё в Петербурге Пётр Павлович установил, что студент Поплавский ранее в Генсильфорсе не бывал. Только в пятой лавке ювелир бегло пробежал глазами по списку с акцентом, растягивая слова, произнёс:
– Совершенно верно,
– Непременно, скажите, вы сможете узнать молодого человека7
– Непременно, – с улыбкой сказал чухонец.
Через несколько часов в отяжелевшем кармане Петра Павловича оказались почти все вещи из списка.
– Значит вы, Пётр Павлович, на свой страх и риск направились в Гелсингфорс? – Спрашивал Путилин.
– Что—то кольнуло.
– Почему именно туда? Ведь Поплавский мог сказать одно, а поехать совсем в другой город?
– Здесь есть определённые резоны. Студент – будущий юрист, а значит, знает, что Финляндское правосудие не очень—то идёт навстречу российскому, хотя и входит в Империю, но имеет обширную автономию.
– Понятно, тогда вам и нужно арестовать господина Поплавского.
– Иван Дмитрич, не мало ли улик мы имеем против него?
– Ценные вещи, которые он продал в столице Финлядского Княжества, ювелирам, он должен объяснить, откуда они у него, потом я думаю, жена Семёнова в нём опознает человека, ошибшегося дверью, городовой, который видел, как с Семёновым он разговаривал, да и побеседовать хотелось бы с ним.
– Насколько я понимаю, – высокомерно произнёс Поплавский, обращаясь к Лерману, стоящему около путилинсткого стола, – вы нашли козла отпущения?
– О чём вы? – Спросил Иван Дмитриевич.
– Господин Поплавский в разговоре со мной намекал, что в деле убийства его дяди и тёти, мы стараемся всю вину свалить на него.
– Что ж, лучшее средство обороны – это нападение.
– А что лучше идти на заклание, как безгласая овца?
– Господин Поплавский, пофилософствуем мы с вами позже, а сейчас ответьте, где вы были в ночь убийства ваших родственников?
– Спал в собственной постели.
– Понятно, но не подскажите, почему вас видели входящим в дверь, ведущую из сада в дом вашего дяди, около часа пополуночи?
– Кто видел, мог ошибиться, – настороженно выдавил из себя Антонин.
– Сейчас несильно тёмные ночи, так что ошибка исключена, – спокойным тоном продолжал Иван Дмитриевич.
– Темно, не темно, меня там не было, – раздражённо сказал студент.
– Не были, так не были, делов—то, тогда скажите, где вы были два дня тому?
– Здесь,
– Скажите тогда, почему кондуктор опознал в вас пассажира второго класса, едущего до Гельсингфорса. Опять опознался? Кстати и кондуктор обратного поезда вас тоже опознал, как и опознали ювелиры, – Путилин перечислил имена и адреса лавок, – которым вы продали это, – и начальник сыскной полиции высыпал на стол похищенные драгоценности из дома убитых. Поплавский вскочил с дикими глазами, перевернул стул, словно перед ним раскрыла смертелную пасть и капюшон. – Скажите, что они тоже ошиблись?
– Неправда, никто не мог меня опознать, никто, слышите никто.
– Но опознали, тем более о вас рассказал унтер—офицер Семёнов…
– Неправда, он не мог, – хрипел молодой человек, ему явно не хватало воздуха.
– Мог, – спокойным тоном продолжал Путилин, – до того, как вы лишили Семёна Иудовича жизни, я имел с ним обстоятельный разговор.
Поплавский засмеялся, глаза его горели.
– Один раз решился на поступок, но даже здесь не повезло.
– Уведите.
– Не понимаю я, Иван Дмитрич, ну Борис мог убить, там наследство не чета пятидесяти тысячам, что получил бы Поплавский. Почему?
– Миша, когда ты усвоишь, что для некоторых людей и три копейки недостижимая мечта.
Погорельное дело, 1883 год
В ночь на 28 апреля 1883 года исправник Санкт-Петербургского уезда полковник Ридингер был разбужен прислугой, доложившей, что прибыл посыльный от пристава 1 стана коллежского асессора Любимова.
Николай Александрович поднялся с постели, в последнее время из-за беспокойного сна, спал один.
Спросил, что стряслось.
На что получил ответ: пожар в Белом Острове, горит большой добротный дом с хозяйственными пристройками.
Исправник сжал зубы и сквозь них прошипел:
– Хорошо горит?
Прислуга пожал плечами:
– Не извольте беспокоиться, сию минуту узнаю.
– Не надо, – отмахнулся исправник, – передай приставу, утром приеду, – и добавил, – если каждое пепелище буду посещать, то не останется времени для иных дел.
Заснуть до утра так и не удалось, проворочался, намаявшись на мягкой перине с боку на бок. Поднялся разбитый, не выспавшийся и с лёгкой головной болью.
Завтрак так и оставил на столе, даже не притронувшись, пригубил из фарфоровой чашки горячего чаю и отправился в Белый Остров, осматривать то, что осталось от дома.
Кроме пристава у обгорелого дома Николай Александрович встретил доктора Малиса и, уже как год исполняющего должность судебного следователя, Александра Фёдоровича Смитта, человека, хоть и сведущего во многих делах, но в расследовании полного профана, полностью полагающегося в этом вопросе на полицейских. По этой же причине, так и не утверждали его в должность, подыскивали более подходящую кандидатуру.