Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
– Трое ребятишек у Степаниды было, – покачал головой священник, – неужели и они?
– На пепелище найдены три маленьких трупа, – Ридингер смотрел в окно и не видел, как пастор прикрыл глаза и, сдерживая рвотные позывы, поднёс руку к горлу, – опознать их невозможно, уж больно обгорели, но самое примечательное, – Николай Александрович, то ли не замечал состояния хозяина, то ли не обращал внимания, продолжил, – обнаружен один взрослый, но с отрубленной головой. По кольцам на руках установлено, что это несчастная мать.
– С отрубленной
– Именно.
– Значит, никакого несчастного случая, а убийство?
– Так точно.
– У нас, – лицо священника вытянулось от удивления, – в наших спокойных краях и злодейство?
– Да, именно убийство, ведь сама женщина, эта как её?
– Степанида, – подсказал хозяин.
– Да, да, Степанида. Не могла же она, на самом деле, на ночь голову на стол класть? – Попытался пошутить исправник.
– Это ужасно.
– Что поделать? – Тяжело вздохнул Александр Николаевич, – я бы предпочёл, чтобы всё—таки был несчастный случай.
– Значит, в наших краях бродит злодей? – не слыша слов представителя власти тихо говорил пастор.
– Возможно, – стучал пальцами по столу исправник, но тут же спохватился, успокаивая хозяина, – не думаю. Убийца забрался в дом, разжился деньгами, драгоценностями, ведь эта, как её?
– Степанида, – вновь подсказал пастор.
– Да, да, Степанида. Всё имя забываю, – пожаловался Николай Александрович, – так вот, убийца где—нибудь в столице кутит или из наших краёв в другие места подался.
– Господи, – хозяин дома перекрестился, – что на свете деется, из—за медного гроша души бессмертные губят.
– У убитой большой капиталец был?
– Не могу сказать, но жила, не зная нужды, нанимала работников, земли немало имела. Нет, определённо, деньги у госпожи Ганиной водились, не бедствовала одним словом.
– Вот и…
– Так вы думаете, что злодей после совершения преступления сбежал из наших краёв?
– Думаю, да, если он не из дома умалишённых.
– А может быть, из дома? Только в таком болезненном состоянии можно такую дикость сотворить, – подал голос, дотоле молчавший, судебный следователь Смит, откусывая кусочек от пирожка.
– Не исключено, что и в болезненном, – сказал исправник и добавил со шпилькой в голосе, – вот сыскные агенты приедут и разберутся, – намекая тем самым, что господин Смит не в состоянии не то, что провести следствие, но и найти ночные туфли у собственной постели.
Служанка доложила пастору, что два господина интересуются, здесь ли господин Ридингер.
– Два господина? – Переспросил служитель церкви.
– Да, сказали, что из сыскной полиции.
– Пригласите их, – распорядился исправник, опережая пастора.
Служанка посмотрела на хозяина, тот только кивнул головой.
Через минуту в гостиную вошли Жуков и Орлов, чиновники по поручениям.
– Здравствуйте, господа! – Произнёс Василий Михайлович,
– День добрый! – поднялся пастор. – Милости просим, – он указал на стол.
– Благодарим за приглашение, – за себя и Михаила ответил капитан Орлов, – но придётся его, к сожалению, отклонить, хотелось бы взглянуть на место преступления, пока не стемнело.
– Господин… э..э… – начал было исправник.
– Капитан Орлов, – представился Василий Михайлович.
– Господин Орлов, меня увольте от лицезрения страшной картины, – сказал, скривившись, исправник, – господин Любимов, – пристав вскочил со стула, – и вы, Герман Ильич, – обратился коллежскому советнику Малису, вызванному на место преступление в качестве врачебного эксперта, – расскажите на месте, что думаете по данному делу.
– Гм, да мне надо провести вскрытие и тогда, – начал доктор.
– Потом, – махнул рукой Ридингер, – а вы, господин Смитт?
– Непременно, – Александр Фёдорович, поднимаясь, аккуратно снял салфетку, протёр ею рот, – это моя прямая обязанность, – с гордостью добавил судебный следователь.
Было слышно, как исправник хмыкнул, но тут же взял себя в руки и серьёзным тоном произнёс:
– Простите, господа, но не могу видеть несчастных в таком ужасном виде, поэтому предоставляю вам свободу действий.
Орлов, не говоря более ни слова, пошёл на выход, за ним следом Михаил, последним, гордо подняв голову, вышагивал Александр Фёдорович Смитт.
Дом разрушился, когда горящая кровля не выдержала и обвалилась, остались кое-где сгоревшие стены. Место, где ранее располагались спальни детей, были расчищены первыми и островками среди чёрного сгоревшего дерева лежали маленькие обугленные трупы. В стороне от них брошенным мешком валялось тело, но присмотревшись, Орлов увидел, что оно без головы.
– Вы правы, господин Смитт, это жестокое убийство и с целью сокрытия преступления учинён пожар.
– Я того же мнения, – судебный следователь сделал глубокомысленный вид и продолжил, – на такое способен только больной человек.
– Не скажите, – вступил в разговор Жуков, – нам, сыскным агентам, приходилось наблюдать такие жестокости, что не приведи Господь, и главное, что люди совершали в твёрдой памяти и при здоровом рассудке.
– Н—да, – выдавил из себя Александр Фёдорович, – но всё—таки я думаю, что это мог свершить только больной человек.
– Господин Малис, – обратился к доктору Орлову, – вы, что скажете?
– Скорее всего по поводу насильственной смерти детей и хозяйки вы правы, но точнее я могу сказать после вскрытия. Хотя обычно после пожара, если и остаются трупы, то отнюдь не безголовые.