Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
Евсей задумался и произнёс с сомнением в голосе.
– Вроде она.
– Вроде или она?
– Она, – сказал после некоторого молчания.
– Вы верите этому свидетелю? – исправник раскуривал папиросу.
– Не совсем.
– Как это? Позвольте полюбопытствовать.
– Он сам сомневается, не опознался ли он?
– Значит, проехались, Василий Михайлович, понапрасну?
– Не совсем, – капитан улыбался, – не спрашивайте, каких трудов и времени стоило сыскному отделению поиски, но из четырнадцати обнаруженных тел опознаны шестеро.
– Шестеро? –
– Да, – ответил и продолжил, – Хазина при вас брат узнал, падчерицу я в расчёт не беру, вот остальные: двое – из Новгородской губернии, двое – из Олонецкой, один – лифляндец и тот, помните, рядом с которым часы нашли, так он – из Выборгской.
– Никогда бы не подумал, что возможно хоть кого—то опознать.
– На то она и сыскная полиция.
– А этот арестованный признался?
– Только в поджоге.
– Всё—таки он, а убийства?
– Причастность госпожи Ганиной к убийствам людей, чьи останки достали из ям, не вызывает сомнений. Но, опять – таки, нет ясности, что вдова совершала эти убийства сама, либо это мог делать кто – то другой, так, что роль женщины могла сводиться к организации преступления, либо соучастию.
– Целая шайка получается, и главное столько лет орудовала под боком, – проворчал исправник, пыхтя папиросным дымом.
– Николай Александрович, мы сумели найти неудачливого жениха, побывавшего в гостях у вдовы и сбежавшего утром.
– Неужели?
– Истинная правда. Один господин получил от вдовы благосклонный ответ, хорошо, что жених сохранил. Довелось мне его прочитать, так я бы сказал, написано вполне изысканным стилем, так вот господин прибыл в Белый Остров вечером, с крупной суммой наличных денег и дорогими подарками для невесты, коляску госпожа Ганина посылала встречать гостя в столицу с одним из работников, в котором был опознан Лапиков.
– Всё—таки и он замешан.
– Далее после весьма гостеприимной встречи и проведенного за теплой беседой вечера, наш жених оказался человеком непьющим, поэтому предложенный коньяк и вино пить не стал, как и не пригубил чай. Вдова предложила переночевать будущему жениху в доме, мол, час поздний, до города далеко, а в Белом Острове более остановится негде. Так вот жених проснулся под утро с чувством странной тревоги и, открыв глаза, увидел Степаниду, стоявшую со свечой в руке подле его кровати. Женщина, молча, вглядывалась в лицо. Как потом он говорил, что в ее глазах застыло в высшей степени странное выражение. Эта сцена так повергла мужчину в ужас, хотя вдова и не имела в руках оружия и не выказала никакой угрозы, но потрясение было столь велико, что несостоявшийся жених, не дожидаясь утра, собрал вещи и сбежал. Можно не сомневаться, что страх и отсутствие желания пить спасли ему жизнь.
– Лапиков продолжает молчать? – Иван Дмитриевич вернулся к делу о пожаре.
– Молчит, – уныло ответил Миша.
– Вам, господа, – Путилин обратился к сыскным агентам, – не кажется странным его молчание? Ведь присутствие этого господина доказано на месте преступления в ночь пожара?
– В том—то и дело, – Жуков нахмурил брови, – молчит и только проявляет интерес
– Мне кажется, – начальник сыскной полиции прикрыл ладонью глаза, – Лапиков выжидает время по причине того, что у него есть договорённость встретиться со Степанидой в определённый час. Вот посудите, на пожаре обнаружено женское тело, с трудом, но опознанное, как госпожа Ганина. В желудке яд, у меня возникает вопрос, а зачем тогда отрезать голову?
– Чтоб не узнали?
– Для какой цели?
И Орлов, и Жуков, как по команде, пожали плечами.
Иван Дмитриевич поднялся и начал расхаживать по комнате.
– На мой взгляд для одной, чтобы всё—таки считали, что убита вдова.
– Зачем такие сложности?
– Видимо, побоялись, что лицо сильно не обгорит и мы сможем узнать в убитой другую женщину, и поиски направим на обнаружение госпожи Ганиной. А здесь так кстати найдена и нижняя челюсть с зубным мостом. Чувствуете подвох?
– Голова бы не сгорела до такого состояния.
– Вот именно, на это весь расчёт и не думали наши преступники, что исправник пригласит молодцев из сыскной полиции. Зная станового и отношение к таким делам, отпишется, мол, и всё.
– Значит, спустя какое—то время, не вызывая особого внимания, и Лапиков благополучно уезжает из Белого Острова и встречается где—нибудь со вдовой и начинают они новую жизнь?
– А дети?
– Дети, – теперь нахмурился Иван Дмитриевич, – вы же мне сами говорили, что женщина только перед другими выказывала любовь к детям, а на самом деле они ей мешали.
– Значит, в Гелсингфорсе в самом деле Иванов видел Ганину?
– Именно её.
– Но тогда…
– Сейчас поздно, не думаю, чтобы она ждала Лапикова и проживала под собственной фамилией, видимо, у вдовы есть другой паспорт на этот случай.
– Не понимаю, с чего она так резко уехала и не продала хозяйство?
– Миша, иногда тебе растолковывать ничего не требуется, а здесь ты не видишь очевидных вещей. Ганина приглашала к себе только тех женихов, которых не будут искать, а вот с Хазиным вышла осечка. Слишком настойчивым оказался брат, поэтому и закрутилась карусель.
– Вы думаете, что Лапиков будет молчать определённое время, Иван Дмитриевич?
– Именно так, – покачал головой, – когда поймёт, что его никто не собирается выпускать на свободу, вот тогда и запоёт птичкой.
– Какого рожна он, всё—таки, с ней не уехал?
– Не знаю, но мне кажется, Степаниде он не нужен, хотя и не осознаёт такого факта, а она, видимо, сказала, что для него нет паспорта.
– Но они же столько погубили душ, а каждый из несостоявшихся женихов приезжал с документом?
– Это так, но я высказал то, что мне кажется, более вероятным.
– Значит, следует ожидать, что Лапиков заговорит?
– Я бы не надеялся на такой вариант.
– Если предположения верны, то мы никогда не увидим вдову.
– Вполне возможно.
Через несколько дней Лапиков и впрямь заговорил.
Руки подрагивали мелкой дрожью, губы посинели, будто от холода, глаза остановились и казались совсем безжизненными, словно потерял Роман суть жизни.