Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
– Словно очерчен круг.
– Вот именно, а что в центре?
– Здание, где проживают служащие и рабочие.
– Вы думаете…
– Да, – Жуков не дал продолжить приставу, – я так думаю. Наш злоумышленник живёт здесь, – сыскной агент ткнул пальцем на вычерченное на листе плотной бумаги здание. Мне нужен список проживающих.
– Это без проблем, – пристав достал из бездонного шкапа несколько листов бумаги и протянул Мише, – двести тридцать семь человек.
– Так много? – Изумился Жуков.
– Сколько есть.
Миша
– Не будете ли, так любезны ответить, сколько человек, проживавших или проживающих в этом доме были лишены должности, уволены по распоряжению администрации, допустим, с первого мая, нет, слишком далеко, их могли выселить, но если поджоги начались с двадцатых чисел июня, то, скорее всего, – Миша задумался, – скорее всего, с первого июня, да, первого.
– Вы думаете, что один из них?
– Вполне допускаю такой вариант, тем более, что тогда тот, кто совершил поджоги, делал это беспрепятственно, не вызывая никакого подозрения. Кто таковым является? Тот, кто и работает здесь, и живёт. Почему он вытворяет такое? Значит, обижен на что—то, наказан, но скорее всего, лишён должности, службы, работы?
– Постараюсь вам помочь, – титулярный советник вышел и через некоторое время воротился, может быть, проедем на Путиловский и на месте посмотрим на сгоревшие здания и дом, где проживают работники?
– Я не прочь.
Путиловский механический завод занимал большую территорию, Миша не ожидал такого размаха. На карте всё так мелко, а здесь и деревянные строения в один—два этажа, сараи в десятка два саженей длины, склады, мастерские кузнечные, механические и в этот час грохотало, шумело, суетился народ, только по ему известным делам шныряли люди, подводы, запряжённые кряжистыми с широкой грудью лошадьми, перевозили железо, какие—то детали,.
Сперва наведались в контору, в которой управляющий дал указание одному из помощников найти затребованные сведения.
– Да, господа, – управляющий раскурил ароматную сигару, не забыв предложить гостям, – вы представляете во сколько обходится то, что нам пришлось увеличить штат сторожей, организовать несколько десятков конных патрулей. Я уж не говорю о сгоревших строениях, убыток уже перевалил за сто тысяч рублей, не каких—то ассигнационных, а полновесных, серебряных, – он поднял палец к верху. – Я вас прошу, найдите злоумышленника, на определённое вознаграждение вы можете рассчитывать, за нами не заржавеет.
Пристав Булаев заёрзал на стуле и глаза до того бывшие бецветно—равнодушными в миг преобразились и засияли неподдельного интереса блеском.
– Всё, что в наших силах, – пролепетал Матвей Иванович.
– Скажите, – Миша обратился к управляющему, – у вас самого возникли какие—либо подозрения относительно того, почему всё—таки происходят поджоги?
– Я много думал, но не пришёл к определённому выводу. Мне кажется, что на такие дикие поступки способен только умалишённый.
– Вы
– Нет, даже в голову не приходило, за что? – Пожал плечами. – Нет, не могу представить.
– Может быть, за увольнение?
– Рабочие и служащие получают у нас довольно солидное вознаграждение и никто по собственной воле нас не покидает.
– Был ли кто лишен должности или места за проступки?
– Возможно, но в точности сказать не могу, этим вопросом занимается мой помощник. А вот, видимо, и он. – В дверь раздался стук и вошёл сравнительно молодой человек с листом бумаги в руки, – передайте господину Жукову.
Миша пробежал глазами список.
– Здесь три фамилии, скажите все они проживают на территории завода.
– Нет, – ответил помощник управляющего, – только господин Вейдель.
– Вейдель Альфред Петрович, – сыскной агент снова заглянул в бумагу.
– Совершенно верно.
– Что вы можете о нём сказать?
– Ничего, кроме того, что работал контролёром.
– За что лишён должности?
– За поборы с рабочих, искавших мест.
– Он проживает один или с семьёю?
– Кажется, с сыном.
– Когда лишён должности?
– Двадцатого июня.
– Пожары начались двадцать третьего, – проговорил Жуков и поднялся со стула, прошёлся по кабинету, – давайте поступим таким образом, вы, – он обратился к помощнику управляющего, – предупредите господина Вейделя, чтобы завтра он должен освободить квартиру для нового контролёра.
– Но… – начал управляющий.
– Вам нужен злоумышленник?
– Но Вейделя можно арестовать без драматических эффектов.
– Можно, но против Альфреда Петровича нет ни одной улики, а только мои умозаключения и, если они верны, то господин Вейдель постарается в последний раз отомстить вам за увольнение. Поэтому необходимо, Матвей Иванович, – Миша посмотрел на пристава, – установить наблюдение за Вейделем и его сыном.
– Сыном?
– Да, и за сыном, ему, как я вижу, – Миша снова взглянул на лист, отданный ему помощником управляющего, – тринадцать лет и он вполне, может быть, спичкой в руках отца.
– Сомневаюсь.
– Могу сказать, что до полуночи либо ваши сомнения развеются, либо придётся искать иным способом преступников.
– Но вы сами не уверены в том, что правы?
– Уверен, – чуть резче, чем следовало, сказал Жуков.
– Вы тоже будете присутствовать сегодня, будем надеяться, при завершении драмы?
– Обязательно.
Вечернее ожидание не затянулось. В десятом часу из дома через чёрный вход вышел Пётр Вейдель, тринадцатилетний подросток с крупными чертами лица, большими руками, короткими на голове волосами соломенного цвета и отсутствующим выражением на лице. Постоял у входа, огляделся и, словно бы таясь, прислушиваясь к каждому звуку, осторожно двинулся в сторону сарая с сеном для заводских лошадей.