Петля инженера. Солянка
Шрифт:
– Извините, опоздал немного. – промямлил инженер, с оправдательной интонацией школьника, показавшего исписанный красной ручкой дневник, медленно расстегивающему крепление ремня отцу.
Директор осмотрел его с ног до головы.
– Что с вами, товарищ Солярка? Вы что от диких волков убегали? Что за вид у вас? Вы как будто только с банкета! Вы же советской закалки, не пристало так выглядеть советскому инженеру!
Это был маленький сморщенный старичок со смешным кукольным голосом, огромным лбом и аккуратно причёсанными за уши седыми волосами, отделяющими границы
– Извините, исправлюсь. – подобострастно рапортовал Солянка и устало посеменил в раздевалку, думая лишь о том, как хорошо было бы выпить горячего чая, съесть яичницу и выспаться. Он как раз успел справить нужду и облачиться в спецовку, когда случилась авария главной помпы насосной станции и все мельтешащие рядом ремонтники суетились перемазанные солидолом и продуктами перекачки. Из-за избыточного давления, вырвало один из шлангов и рабочих окатило теплой и густой «барсучьей струей». Целый день, был посвящён ремонту насосной станции.
Вновь сменив комбинезон на помятую рубаху, измученный инженер Солянка покидал завод.
– Вот это рубаха! Ты на свадьбу что-ль собрался, Гаврилыч? – браво подтрунивали работяги.
Георгий Гаврилович злобно молчал. Ему предстояло пешком пройти до дома. Брать деньги у сослуживцев и снова выслушивать плоские шутки он не желал. Вопреки его убеждениям и симпатии к промышленности, нынешнее положение вещей не устраивало Георгия Гавриловича. Пожилой инженер с огромным опытом работы с разной техникой, был потрепан временем, спущен по карьерной лестнице и не сильно отличался от простого рабочего, перебирающего детали оборудования.
Вернувшись к дому Георгий Гаврилович остановился у скамейки чтобы поздороваться со старухами, которые вальяжно раскинулись на лавке и щелкали семечки, не упуская из вида ни одного прохожего.
– Добрый вечер. – сказал Георгий Гаврилович, откашлявшись.
– Здрасте, здрасте… – хитро ответили старухи.
Какое-то странное чувство овладело Георгием Гавриловичем. Войдя в подъезд, он прислонился головой к двери и навострил уши.
– Говорят, что Солянка то миллионэром стал! – начала одна из старух.
– Да, да, говорят совсем стал нелюдим, выходит только по ночам в тайне от соседей. Его и видят только, когда он приходит и уходит. – подхватила другая старуха.
– А куда ходит? – спросила третья.
– Неизвестно. Кто его знает, куда они миллионэры ходют.
– Рубаха то, видели? Точно заморский денди.
– Ага, и запах какой-то странный…
– И я заметила, не уж что духи какие дорогие?
– Не уж что духи могут так вонять?
Завязался нешуточный спор, который прекратила первая старуха.
– Я знаю, чем это пахнет. – тихим таинственным тоном произнесла она.
– И чем же? – с неподдельным любопытством
– Сексом. Звериным сексом.
– Ты что Михална? Совсем умом тронулась на старости лет?
– Я вам точно говорю, мой кабель, когда гулял, я его из квартиры не выпускала, так у меня от каждого угла так пахло.
Георгий Гаврилович не сумел дослушать разговор, так как двери лифта открылись и вышедшая из них соседка Зина, застала его за странным занятием. Он словно опытный врач, приложивший ухо к груди больного, пригнувшись стоял у двери парадной и особо сосредоточенно внимал звукам из вне.
– Что вы делаете, товарищ Солянка? – возмущенно вскрикнула она и испуганный инженер отпрянул от железной двери.
– А, ну тебя! – ответил Георгий Гаврилович и побежал по ступенькам вверх.
Войдя в свою комнату, он в беспамятстве упал на кровать и уснул. Он твердо решил, что завтра же возьмет больничный и пойдет к нотариусу за своими деньгами.
Конь
Валя как и всегда сидел на полу, густо набрасывая на полотно своей картины пестрые краски, хватая их голыми руками. Он уже заканчивал свое творение, когда в дверь тихо вошел Николай.
– О, Кэл! Где ты был?
– Привет! Я гулял, нужно было кое над чем поразмыслить. Что ты там нарисовал?
От Николая пахло спиртным и выглядел он слегка потрепанным. Он подошел к картине и начал ее внимательно разглядывать.
Картина получилась интересная. На ней, изумительный дикий скакун, ретиво поднявшись на дыбы, обнажил зубы и расправил гриву, демонстрируя всем свою непокорность. За ним простирались далекие степи, залитые солнцем, а могучее тело коня выглядело молодым и поджарым. Конь будто выпрыгивал с картины чтобы вступить в бой с любым, кто осмелится посягнуться на его свободу. Картина была словно живая, чувствовались энергия, страсть, борьба. Взглянув на нее, никто не смог бы остаться равнодушным.
– Чудно! – сказал Николай и улыбнулся другу, но тот был чем-то озабочен.
– Все же, мне кажется, что-то с этой картиной не так. Не уверен, что ее купят. Я вообще не уверен, что мне самому нравится.
Николай лег на кровать и закрыл глаза.
– Тебе правда нравится, Кэл? – недоверчиво спросил Валя.
– Чудно, чудно, дружище. – ответил Николай и громко икнул.
– Я вот сомневаюсь.
– Художник должен быть голодным! – декламировал Николай.
– Но…
– Никаких но, мы с тобой кое-как собираем деньги на коммунальные услуги и чёрствый хлеб. Такие люди просто не могут делать вещи посредственные.
– Но моя картина…в ней как будто чего-то не хватает…не хватает жизни…
Николай вскочил с кровати и покачиваясь подошел к картине.
– Ты не против, если я внесу коррективы? Раз уж картина тебе не по нраву…
– Валяй! – рассмеялся Валя.
– Вот! – сказал Николай, и макнув палец в ванночку с краской ярко-карминового цвета пририсовал коню огромных размеров орган репродукции.
– Теперь достаточно живо? – серьезно спросил он.
– Ладно, плевать, все равно картина мне не нравилась! – засмеялся Валя.