Петр II Альтернативный
Шрифт:
Одно из главных правил при организации роддома - ограничение свободного доступа из одних отделений и помещений в другие. Размеры дома не позволяли организовать полный комплекс необходимых помещений, поэтому пришлось серьёзно просчитывать, от каких помещений придётся отказаться, а какие можно достроить позже. Второй этаж дома выделили для обсервационного отделения. Туда попадали те мамочки, у которых при поступлений в роддом выявлено подозрение на наличие инфекционного заболевания. На первом этаже шла цепочка последовательных помещений. После прихожей смотровой кабинет с душевой и туалетом. Далее отделение предродового содержания со своей палатой, столовой, душевой, процедурной и туалетом. Далее родильный блок с предродовой залой (где мамочки ожидают
Разумеется, палат было мало, но было запланировано пристроить необходимое дополнительное количество палат в предродовом и послеродовом отделениях во дворе, превращая здание в букву 'П' с вытягивающимися ножками. Большое количество тёплых туалетов решалось также пристройкой помещений вдоль всей дальней стороны дома.
Пришлось отказаться от устройства централизованного водопровода. Слишком новое и дорогостоящее это дело и я опасался, что мастера будут долго возиться вначале с изготовлением труб и вентилей, а потом с их монтажом. Отопление в доме было централизованным. Из печей в подвале горячий воздух подавался по дымоходам в стенах здания. Наличие такой системы было одним из главных условий при выборе особняка.
Дезинфекция помещений и предметов проходила по строгим правилам, за соблюдением которых следил специально назначенный врач. Бельё кипятили два часа, посуду не меньше четверти часа. К сожалению, у меня не было пока хлорной извести и мало соды, но вымуштрованные технички два раза в день отмывали все помещения, от туалетов, до приёмного отделения. Мыла не жалели, хотя я подумывал также ввести бактериологический контроль с помощью микроскопов, которые ещё нужно было изготовить. Спирт использовали для обеззараживания инструментов (которые тоже кипятили). Любителей использовать спирт внутрь выгоняли, кое-кого не только из больницы, но и за Урал.
Врачей обязали заполнять медицинские карты поступающих. Со временем медицинская статистика станет тотальной, а пока я приказал собирать параллельно статистику рождаемости и смертности при родах детей и рожениц по всему городу. Мне нужно было точно знать, сколько жизней спасает эта моя дорогостоящая затея.
Вёсла поскрипывали в уключинах, вода плескалась за бортом, лодка мягко скользила по глади реки. Здесь, на стрежне Невы, я любовался пронзительно синим июльским небом и грелся в лучах солнца. По берегам возвышались дворцы, очень похожие на те, что будут и через триста лет. В такие моменты я хорошо понимаю, почему Пётр I так любил плавать на лодках и кораблях, предпочитая такой способ передвижения хождению пешком по пыльным неустроенным улицам или езде в карете.
Два месяца я в этом мире. Или два месяца, как я обрёл знания будущего. И так и эдак чудно и непонятно с какой же стороны я сам. Наверное, где-то посередине. Дискомфорта особого не испытываю, наверное человеческая психика достаточно гибкая чтобы уместить в себе две личности. В основном я, конечно, мальчик Петя Романов. Говорю сегодняшним языком, думаю тоже со всеми этими устаревшими словами и даже ятями. В том числе о вещах чуждых этому времени. Характер, правда, стал совершенно другим. Флегматичный, сдержанный, внимательный, расчётливый. Ответственность, как ни странно, не давит и в депрессию не вгоняет. Какой-то спокойный фатализм в душе. Бог заботиться обо мне и нужно просто поступать правильно и не сожалеть об ошибках. Кстати, мои представления о том, кто же такой могущественный забросил душу и память Игоря Семёнова из XXI века в сознание Петра Алексеевича, сдвинулись к уверенности, что это Божье чудо. Как-то не лежала душа к версии, что виноваты люди из ещё более далёкого будущего или инопланетяне. Тем более это не природное явление или дьявольский план сил зла.
– О чём задумался, Петя?
– прервал моё созерцательное настроение Ваня Долгоруков. Он
– Да так, Ваня, любуюсь окружающим.
Долгоруков оглядел берега и цикнул.
– Не... на природе лучше, тем более летом. Лес, река, охота, рыбалка, банька...
– Ваня мечтательно закатил глаза.
– Поедем в Петергоф уже, наконец, Петя, а то лето скоро закончится!
– Хотелось бы, да некогда, Ваня. Ты лучше скажи, в скачках будешь участвовать?
– Не... я тяжёлый для лошади, а тяжеловозы скачки не выигрывают. Чтобы побеждать в скачках наездник должен быть лёгким. Например, как Никита. Никит - ты в скачках участвуешь?
– Ваня толкнул задремавшего Трубецкого.
– А? Чего?
– встрепенулся тот.
– Чего-чего, тютя... Жену у тебя увели!
Трубецкой недоверчиво уставился на соседа. Ваня хмыкнул.
– Государь спрашивает, почему ты в скачках не участвуешь?
– А надо? Я всегда готов, только езжу плохо.
– Почему плохо ездишь?
– Да не знаю. Как в детстве кобыла укусила, так боюсь я этих зверюг, а они чувствуют. Не даётся мне искусство наездника.
– А что тебе даётся, неслух?
Я перестал обращать внимание на очередную перебранку Долгорукова с Трубецким. Открыл папку с бумагами, которые сегодня забрал в коллегиях и, придерживая, чтобы не унесло порывом ветра, принялся их перечитывать, выписывая свои замечания в свою тетрадь. От Троицкой площади, где пока ещё находились правительственные здания, до Летнего дворца полверсты, всего лишь реку пересечь, но и за десять минут можно успеть сделать что-нибудь полезное. Те бумаги, что не успею просмотреть по дороге, перелистаю потом в одном из кабинетов дворца. Потом отдам их посыльному для возврата обратно в коллегии и пойду в токарню, где хозяйничает Нартов. Левенвольде отсортирует посетителей и начнёт подпускать к моей особе людей 'подлого' звания. В коллегиях я общаюсь с вельможами, дипломатами и чиновниками. В преображенском полку появляются для встречи со мной только военные. Гражданских ко мне в эти часы пускают редко - гвардейцы ревнивы. В Летнем дворце у меня формат встреч 'без галстуков'. Приходят купцы, инженеры, мастеровые, которым я поручил экзотические заказы. Приходят и те, кто не сумел пробиться ко мне, пока я работал в коллегиях. Не глядя на посетителя, я обрабатываю очередную болванку и вполуха слушаю, что мне говорят. Кириллов записывает. Если что забуду - потом просмотрю его записи. Он кстати плывёт вслед за нами на втором баркасе, вместе с Аргамаковым и парой гренадёр охраны. Здесь же со мной и парой камер-юнкеров ещё и Рейнгольд Левенвольде, куда ж без него!
Вообще же меня волновала мысль о том, как применить силы и способности тех людей, которые военной или гражданской службе предпочли придворную жизнь. С одной стороны существование двора моего, цесаревен, сестры и невесты казалось мне анахронизмом. Очень трудно найти стоящее применение людям, которые готовы служить мне только в качестве слуг, но не хотят быть администраторами или военными. Единственное, что мне приходило в голову - использовать их в области культуры. Например, спорт. Иван увлёкся силовыми видами спорта и я понемногу настраиваю его на руководство развития этого направления. Никита, как спортсмен похуже Долгорукова, но тоже пытается что-то делать. Есть и другие сферы культуры, где я постараюсь использовать остальных царедворцев. Главное, чтобы они не чувствовали себя бездельниками и паразитами, это развращает их и страну. А что-то более серьёзное я буду делать с другими помощниками. Толковых людей в России много.