Петр Столыпин. Революция сверху
Шрифт:
Разумеется, с точки зрения высокой государственной политики это казалось неважным. Вот только социал-дарвинистская теория столкнулась с народным менталитетом… Русские люди почему-то не считали, что проигравший должен умереть. Ну, вот не считали и всё. А тех, кто так считали, называли жлобами.
Но интереснее не думские речи Столыпина, а его более личное мнение, высказанное в переписке со Львом Толстым.
21 июля 1907 писатель решил написать Петру Аркадьевичу письмо, а 26–го – закончил и подписал. Напомню, что Толстой в начале XX века был по взглядам анархо-коммунистом. Правда, в отличие от сторонников князя Кропоткина, он отрицал любое насилие. Но тем более его взгляды были противоположны столыпинским. Толстой был решительно
Итак, Лев Толстой:
«Причины тех революционных ужасов, которые происходят теперь в России, имеют очень глубокие основы, но одна, ближайшая из них, это недовольство народа неправильным распределением земли. Если революционеры всех партий имеют успех, то только потому, что они опираются на это доходящее до озлобления недовольство народа. Все эти меры – от социалистического требования отдачи всей земли народу до продажи через банки и отдачи крестьянам государственных земель, так же как переселения, – все это неосуществимые фантазии или паллиативы, имеющие тот недостаток, что только усиливают раздражение народа признанием существующей несправедливости и предложением мер, не устраняющих ее…»
Столыпин ответил:
«Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как-то: чувство голода, половое чувство и т. п. и одно из самых сильных чувств этого порядка – чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землею.
Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянина, уничтожение в нем врожденного чувства собственности ведет ко многому дурному и, главное, к бедности. А бедность, по мне, худшее из рабств. Смешно говорить этим людям о свободе или о свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той по крайней мере наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным.
А это достижимо только при свободном приложении труда к земле, то есть при наличии права собственности на землю. Теперь я не вижу цели у нас в России сгонять с земли более развитый элемент землевладельцев и, наоборот, вижу несомненную необходимость облегчить крестьянину законную возможность приобрести нужный ему участок в полную собственность…
Впрочем, не мне Вас убеждать, но я теперь случайно пытаюсь объяснить Вам, почему мне казалось даже бесполезным писать Вам о том, что Вы меня не убедили. Вы мне всегда казались великим человеком, я про себя скромного мнения. Меня вынесла наверх волна событий – вероятно, на один миг! Я хочу все же этот миг использовать по мере моих сил, пониманий и чувств на благо людей и моей родины, которую люблю, как любили ее в старину… А вы мне пишете, что я иду по дороге злых дел, дурной славы и, главное, греха. Поверьте, что, ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем».
В это пассаже Столыпина очень видно так называемое «цензовое мышление», присущее тем, кто брал пример с «передового Запада». Суть его в том, что в расчет принимаются только интересы зажиточных людей – в данном случае богатой крестьянской верхушки. С этой точки зрения Столыпин прав – он хотел сделать богатых крестьян ещё богаче – и освободить их от ограничений – прежде всего – в торговле землей. Остальные просто игнорировались. Слабость такого подхода в том, что остальные тоже имеют свою волю. Что и доказали последующие события.
Между тем психология общины оказалась очень живучей.
Ориентация на жлобов
Итак, что представлял из себя закон 9 ноября 1906 года? По нему «каждый домохозяин, владеющий надельною землей на общинном праве, может во всякое время требовать за собою в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли».
«Суть закона раскрывалась в его 1 статье, устанавливавшей, что каждый домохозяин, владевший надельной землей на общинном праве, мог потребовать “укрепления” причитавшейся ему земли в личную собственность. Более того, закон разрешал ему оставить за собой и излишки, превышавшие норму, если он за них заплатит общине, но не по существовавшим на данный день ценам, а по выкупной цене 1861 г., когда эти цены были значительно ниже. В общинах, где не было переделов земли более 24 лет, за излишки платить не надо было вообще. На выход из общины требовалось согласие сельского схода, но, если оно не давалось в течение 30 дней, выдел осуществлялся распоряжением земского начальника. По требованию выделявшихся община была обязана выделить им взамен чересполосных земель отдельный компактный участок – отруб. Предусматривалось также отселение на хутора. Общины, где не было переделов с момента наделения землей, объявлялись перешедшими к подворному владению».
(А. Аврех)
Выделим в этом законе главное:
• крестьянин при желании мог выйти из общины. То есть получал землю в частную собственность – больше его землю уже не делили;
• в результате многочисленных общинных переделов возникла такая чересполосица, что ум за разум заходил. Разумеется, в этом случае об использовании каких-то технических средств [53] и речи быть не могло, даже если у кого-то и были деньги их приобрести. Теперь крестьянин мог собрать всю свою землю в единый кусок – «отруб». Так что проблема чересполосицы ликвидировалась;
53
На тот момент тракторы ещё не вошли в обиход, но имелись управляемые лошадьми сеялки, косилки и другая сельхозтехника американского производства. Кроме того, существовали локомобили – этакий передвижной паровой движок, который можно было подсоединять, например, к молотилке. В Новороссии, где существовали крупные поместья капиталистического типа, все эти механизмы массово использовались.
• крестьянин мог выйти из общины и продать свою землю «миру». Если у того не было денег, их давал в виде ссуды Крестьянский банк;
• бывший общинник при желании мог переселяться в Сибирь. Его обеспечивали транспортом, Крестьянский банк также давал ему ссуду.
Правда, частная собственность на землю ограничивалась. Землю нельзя было передать лицу иного сословия, заложить в любом банке, кроме Крестьянского, продать за личные долги. Завещана она могла быть только по обычаю, то есть близким родственникам. Кроме того, по настоянию правительства в разгар прений по указу была внесена и принята 56–я статья, ограничивавшая скупку земли шестью наделами в одни руки.
Столыпину были нужны «крепкие крестьянские хозяйства», а не то, что земля попала бы в руки спекулянтов. Впрочем, как быстро выяснилось, все эти ограничения не работали.
«Крепкий работящий собственник, по замыслу Столыпина, должен был формироваться на основе широких слоев зажиточного и среднего крестьянства. Считалось, что дух предприимчивости, освобожденный от стеснений со стороны общины и семьи, в короткое время способен преобразить даже весьма хилое хозяйство середняка. Каждый должен стать “кузнецом своего счастья”, и каждый такой “кузнец” мог рассчитывать лишь на крепость своих рук и рук своих ближних, ибо сколько-нибудь значительной помощи со стороны на переустройство хозяйства не предполагалось. Ставка делалась почти исключительно на “дух предприимчивости” (выделено мной. – А. Щ.), что показывает, что и Столыпин, при всей своей практичности, волей или неволей бывал идеалистом…
Абстрактность замысла столыпинской аграрной реформы в значительной мере объяснялась тем, что ее сочиняли люди, неважно знавшие русскую деревню. За два года пребывания в Саратове Столыпин, конечно, не мог узнать ее достаточно глубоко… Главным правительственным теоретиком по землеустройству был датчанин А. А. Кофод. В Россию он приехал в возрасте 22 лет, ни слова не зная по-русски, и затем долго жил в небольшой датской колонии в Псковской губернии».
(П. Н. Зырянов)