Петр Великий (Том 1)
Шрифт:
— Балакиреву Ивану я нашла сама невесту, Ильинична… Племянницу твою я пристрою, будь покойна, не хуже… но за Балакирева выдавать её не след. Потерпи немного, и ты сама увидишь, что все к лучшему… Его величество никак не хочет, чтобы Балакирев между моими женщинами нашёл себе пару… Только с этим условием оставляет он у меня покуда этого расторопного малого… Государь также строго наказал: за пустяками Балакирева не рассылать. Я распорядилась, чтобы впредь он призывался сюда… ко мне… Если захочу я его посылать, сама пошлю и самой же мне он ответ будет давать… Ты ни во что до него касающееся не мешайся… Да чтобы я не слыхала и никаких ни пересудов, ни наговоров насчёт его…
Можно представить, что чувствовала Ильинична, слыша такое решение! Однако она ещё
— Без воли вашей, государыня, я бы за Ивана и не подумала ладить свою Дуняшку… А коли сами изволите ей обещать женишка напредки, нам ещё лучше всего… И я, и племянница только и можем дышать одною вашей милостью… Истинно, клеветать на меня всякий готов… Одна заступа, матушка моя, ты, богоданная повелительница…
Грохнулась в ноги и поцеловала ручку её величества. При целовании руки прошибли слезы у бедной, притесняемой будто бы, Ильиничны. Понятно, слезы эти произвели полный эффект.
Глава III. В ВОДОВОРОТЕ
Судьба Вани теперь должна была бы получить, по-видимому, естественное развитие, но душе его пришлось ещё вынести неожиданные бури.
Уж и то было недурно, что не успела увидеть Ильинична бабушку в этот вечер. Мысль лично познакомиться с отцом Егором была решительным шагом в пользу Ваниных интересов.
Нечего говорить, что мысль эта Лукерье Демьяновне подсказана была её спутницею попадьёй, тоже в своём роде не последней дипломаткой.
Мы уже знаем из предшествующего, что Анфиса Герасимовна была испытанным другом Балакирихи. И если, обдумав все крепко, приходила она к какому-то решению, то умела и помещицу повернуть к нему да так, что та, думая, будто ей самой пришло это в голову, на самом деле только выполняла подсказанное попадьёй.
Сама жена священника, Анфиса Герасимовна очень высоко ставила священный чин и с той минуты, как услышала от Лукерьи Демьяновны, что Ваня хочет жениться на поповне, нашла, что разумнее и богоугоднее этого соединения и быть не может. А что бабушке внушила мамка — благо малый не того хочет — нечего и ждать от подобной затейки проку.
При объяснении с внуком, когда он рассказал ей прямо и решительно о выборе своего сердца, Демьяновна ещё удерживалась от гнева, но, придя к себе, помещица разразилась громом упрёков внуку и угрозами не позволить ему жениться на поповне.
Анфиса Герасимовна слушала все внимательно, глядя по обычаю своему в глаза Балакирихе и ожидая конца пыла. Как у всех самолюбивых людей, первый пыл должен был пройти скорее, если не встретит возражений, а затем, если осторожно подойти, да умело взяться, легче, чем когда-либо, можно поворотить дело наоборот.
Анфиса была права, дождавшись даже скорее, чем можно было думать, наступления своей очереди говорить. Мало того, ей сделано было даже предложение высказаться.
— Ну, мать моя, а как ты думаешь? — спросила Лукерья Демьяновна свою внимательную слушательницу, кончив свою отповедь и переводя дух с видом явного утомления.
— Господь Бог, знать, ещё на нас, грешных, не вконец прогневался, коли отроку, можно сказать, Ивану-то Алексеичу на сердце положил слово истинное: не зариться на чужи достатки… а все упование возложить на Создателя, не боясь страха и угроз человеческих…
— Все так, может… да на себя мальчику на одного… надеяться… не ладно… И два раза сойдёт, да третий — не вывезет… Тогда что?
— То же, что и при надежде на человеческую помощь… На словах, пока нужды нет, — все старатели… А как нужда грянет — никого нет… Опять один, как перст… Знай на Бога уповай: коли не разучился, на человеков надеяся…
— Ах, какая ты, Анфиса Герасимовна, смешная!.. Ну кто может без надежды на Бога жить? Да на Бога надейся, а сам не плошай — говорится в пословице. О сплошанье-то собственном и речь моя… А как же Ванечки несплошанье, коли он говорит, что без Ильиничниной поддержки обойдётся, сам собой?.. И не в его высоту, да нужных людей не обегали… тем паче коли сами ещё люди эти готовы все для него сделать…
— Да не сама ли, мать моя, высказала ты, что Иван-от Алексеич тебе молвил: теперя эта самая Ильинична залезает, а попрежь съесть хотела… Это ли приязнь?.. На такую ли стену надёжа?
— Говорил-то он говорил, не спорю… Да опять как же тут думать нужно: может, и лишнее сказано? Может, показалось спервоначалу; может…— и замолчала, не зная, какой ещё довод привести; у неё, очевидно, не клеилась защита Ильиничны. Да и слова её, которыми она пыталась подтвердить своё поспешное решение, расходились уже с её мыслями.
— То-то и есть, сударыня, Лукерья Демьяновна, — начала торжественно попадья, подобравшая, при очевидной несостоятельности доводов помещицы, такие со своей стороны доказательства, которыми думала она разбить в прах предрассудок Балакирихи. Возвышенный тон и слово «сударыня», бывало, Анфиса Герасимовна употребляла всегда в решительную минуту разгрома противников. — То-то и есть, сударыня, матушка… Бог-от младенцев умудряет, а мудрых и разумных оставляет заблуждаться в их мечтаниях… суетных… Иван-от Алексеич, может, на Создателя одного надежду возложил по всему тому, что с ним сделалося: царь узнал его неведомо как; никто не ходатайствовал — сам государь оказался за сироту ходатаем. Потом за провинность аль за ошибку, вместо наказанья — царь к себе его взял… без чужих ходатайств же… Вздумали теперешние залезатели в дружбу прижать молодого человека; сам же притесняемый, своим умом да находчивостью, не жалуясь ни на кого, от всяких дрязг освободился и в царе заступника нашёл… Кто же это все творит, как не Бог?.. Люди хотели зла, да не смогли… Чего же ждать добра ему от них? Чего же трусить их, коли целой головой перерос притеснителей? Уж коли ищут присвоить ныне, значит, сами его боятся; а не ему приходится их бояться? А что молодой человек полюбил дщерь иерейску, то ему не в порок… а в честь… Перст Божий виден… Спасал он её — царь помог, и спасатель государю с того знаем стал. Значит, со спасенья и все добро повалило… Не обегать такой семьи, а крепко держаться нужно… благословенье Божье на сём иерее, видно. У кого ни спроси — все говорят, что лучше этого батюшки отца Егора и не знают по всему городу… Как знать? Не ради ли праведника и на твоего внука счастье сыплется… и впредь, коли в родне будет, — ещё больше. Вспомни, читывал нам с тобой мой покойный житие Филарета милостивого [318] .
318
…житие Филарета Милостивого…— Филарет (Романов Федор Никитич, 1554 или 1555-1633) — патриарх российский (1608-1610 и с 1619), отец царя Михаила Фёдоровича, боярин, приближённый царя Федора Ивановича; при Борисе Годунове, с 1600 года, в опале, пострижен в монахи. При Лжедмитрии I стал ростовским митрополитом, в 1610 году возглавлял Великое посольство. С 1619 года фактический правитель страны.
— Ну… поехала теперь! — перервала речь Балакириха. — Уж коли завела матушка, и конца, полагаю, не будет притчам… насчёт поповства… Так тебе приходской поп алтыны сбирает, а в Филареты милосливые и угодил…— И сама замолчала, раздумывая. Так всегда бывало с умной помещицей, когда сказанное уже возымело сильное действие и одно упрямство заставляло не согласиться на словах.
Попадья замолчала, зная нрав Лукерьи Демьяновны и её неизменный — за этим молчанием — призыв продолжать.
И теперь действительно это же случилось.
Молчание, водворившееся за порывом со стороны Демьяновны, было нарушено возгласом:
— Никак, мать моя, ты уж надулась!.. Ничего не скажи тебе… Какая ты, Анфиса Герасимовна, ндравная!.. Уж и молчишь, и сопишь… Я, мать моя, зачала с тобой беседу по душе, не с тем, чтобы обижаться мне аль тебе… Не сегодня сошлись, слава те, Господи… Тридцать лет душа в душу живём… Какой же тут совет да любовь между нами будет, коли ты говорила и вдруг ни с того ни с сего перервала…
— Да ведь ты же, Лукерья Демьяновна, запретила?