Петрова притча
Шрифт:
– За что? – выкрикнул в отчаянии Петр.
– А что, не за что? – усмехнулся ОН, повернувшись вполоборота.
– Не знаю, может, и есть. Но это так жестоко! Как ты мог?
– Я пошутил.
– ???????? Как… как так…пошутил?
– А чему ты удивляешься? Я же нормальный человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Равно, как и чувство юмора. Согласен, не часто мне приходится шутить. А иногда очень хочется. Но, по-моему, в этот раз получилось здорово? Да?
– Нет! НЕ здорово! – не удержался Петр.
– Ну, ну, не стоит так расстраиваться. Жаль, могли бы вместе посмеяться. Ну, как знаешь, - Он развернулся и пошел прочь.
– Постой! Что же мне теперь делать? Ведь ты меня обманул, показав ложную дорогу? Так не честно!
– Почему же ложную? Отнюдь. А сказал тебе истинную правду. Видимо, ты пока ее не понял. И дорога лежит прямо у тебя под ногами. Жаль, что ты ее не видишь. – С этими словами ОН развернулся и исчез.
Петр тяжело вздохнул. Нужно было спускаться. Но куда ему идти? В какую сторону? И зачем? Да, теперь уже все равно. Пойду, куда глаза глядят. Домой, конечно, не смогу. Да и денег нет. И стыдно. Ладно, разберемся, не будем унывать! Ведь дорога к счастью у меня под ногами! Значит, просто нужно ее увидеть. Он взял рюкзак и начал спуск. Чтобы не пугать людей, он стал спускаться по сложной звериной тропе. Когда Петр, наконец-то добрался до моря, он сбросил все свои лохмотья и с криком ринулся в прохладную осеннюю воду океана. Плескался он там так долго, пока не стал замерзать. Вытащив из рюкзака свежие вещи, он переоделся, сжег свои лохмотья. Жаль, нет зеркала. Ну, ничего, пойдет и лужа. Господи! На кого же я похож! Страшно взглянуть! Он вытащил бритву и долго скоблил свое лицо, очищая его от клочковатой бороды. Расчесав волосы, он снова посмотрел в свое отражение. Ну вот, совсем другое дело! Куда теперь? А…, пойду прямо. А может, к ребятам? Нет, еще рано. Да и стыдно. И он побрел по дороге в город. Только сейчас он понял, как же хочется есть. Пошел второй день голодухи, а рассчитывать на то, что его кто-то покормит, было сложно. Завернув за угол, он вдруг обнаружил небольшую православную церковь. Ну и дела! Откуда она тут взялась? Хотя, в Кейптауне живет не так уж мало русских. И тут он поймал себя на мысли, что еще ни разу в жизни не был в церкви! Вот и повод зайти. Он слышал, что в церковь заходят для того, чтобы пообщаться с Богом через попов. Извините, священнослужителей. Да, ему есть о чем пообщаться. А может, ОН и так меня услышит, без посредников? И Петр твердой походкой направился ко входу. Зайдя внутрь, он был и ошарашен, и удивлен одновременно. Сама обстановка внутри церкви была до того спокойна и одушевлена, как будто бы была частью его самого. Стоял какой-то успокаивающий и дурманящий запах. Позже он узнал, что это был запах ладана. Поскольку церковь была не очень большой, в ней стоял полумрак, в котором, как в сказке, угадывались какие-то неведомые лики святых, богатое убранство и росписи по стенам и потолку. Было очень красиво… и спокойно. Краски на фресках не пестрили яркостью, а были приглушенными, спокойными, пастельными. Лица на иконах были прекрасными, благостными и рассудительными. От них исходил покой и душевное равновесие. Петр стоял, раскрыв рот и не мог оторвать глаз от увиденного. Век бы так стоял и любовался этой красотой всю жизнь. Боже, как же красиво и спокойно! Почему я раньше не был в церкви? Теперь я понял, что это единственное место для общения человека с Богом. Он не заметил, как к нему подошел священник. Тот легонько тронул Петра за плечо и тих спросил:
– Что привело тебя в храм божий, юноша?
Петр не нашелся, что ответить и просто пожал плечами.
– Давай-ка мы с тобой поговорим? Хочешь? Петр кивнул. Они отошли в сторону, ближе к алтарю. Священника звали Феофан. Ростом он был выше обычного, с длинной окладистой бородой и теплыми глазами. На вид ему было лет 45-50. Он быстро расположил Петра к разговору и тот выложил ему все, что с ним произошло за последнее время. Феофан задумался и, вдруг произнес:
– А почему бы тебе не пожить при церкви?
– Но у меня нет денег и мне не на что купить пропитание.
– Не беда, ты будешь помогать мне по хозяйству, а за это будешь получать и пропитание, и одежду, и слово божье, и благословение его. Ну, как, согласен?
– Конечно!
– Я смотрю, ты голоден? Давай-ка я тебя покормлю. Пойдем со мной. Феофан отвел Петра в подсобное помещение, где за плитой возилась какая-то женщина в черном.
— Это Марфа, она тоже служит в церкви, как и я. Двое нас. Был до недавнего времени Степан. И дворником он работал, и сторожем, и помогал во всем, да не стало его на той неделе. Преставился, грешный. – Отец Феофан перекрестился на висевшую в углу икону. – Но Господь Бог, видимо услышал меня, и прислал тебя, сын мой. Теперь мы сможем вести все церковные дела вместе.
– Да, хороший человек был Степан, земля ему пухом, - перекрестилась Марфа. – Вот уж сорок лет служу я здесь, а не видала такой чистой души.
Марфа была женщиной неопределенного возраста, не старой, но и не молодой, с крупным носом, маленькими голубыми глазками и пухлым маленьким ротиком. Сама она была женщина крупная, но умудрялась с какой-то неимоверной легкостью перемещаться в пространстве.
– Ну, вот и познакомились. Марфа покажет тебе твою келью, накормит и оденет. Будь как дома. Кстати, надо не забыть позвонить твоим родителям. Негоже, чтобы они переживали. Сообщу, что ты жив-здоров, а после вечерком ты и сам с ними свяжешься.
Вот так и зажил Петр в православной церкви с отцом Феофаном, да с матушкой Марфой. Жили дружно. Отец Феофан служил службу и общался с прихожанами, матушка Марфа варила обеды, стирала и гладила белье, а Петр убирался в храме и вокруг него, колол дрова, бегал в магазин за продуктами и разной церковной утварью, менял свечи и вообще, следил за порядком. Странно, но внезапно у Петра проявились чудесные способности к работе, желание принести пользу. Феофан учил его церковной грамоте и уже через полгода Петр наизусть знал все молитвы и, в принципе, мог сам служить службу. Прихожане не могли нарадоваться на такого молодого работящего красавца. Единственное, что в нем осталось – некоторая замкнутость и отчуждение от людей. Если кто-то пытался с ним заговорить, он не отстранялся, был учтив, но старался как можно быстрее уйти от разговора, чем заслужил о себе мнение, как о весьма загадочном служке. С годами Петр стал действительно аристократически красив. Черные вьющиеся волосы, темные большие глаза, прямой нос, худое бледное лицо в обрамлении черных церковных одежд привлекало внимание прихожан. Что и говорить, девушки тоже частенько заглядывались на высокого красивого юношу, да только все зря. Петр даже бровью не вел на женский пол. Как будто, он для него не существовал. Феофан переживал по этому поводу, но вида не подавал. Ну, где это видано? Никакой взаимности! Это не по-людски.
Петр периодически звонил родителям, справлялся об их здоровье, чем они занимаются и вообще, проявлял невиданное до этого времени чувство любви и близости к ним, ответственности за их здоровье и настроение. Мать с отцом были на седьмом небе от счастья, каждый раз звали его домой, предлагали приехать самим, но Петр был категоричен и отвечал, что еще не время. Время шло своим чередом. Но вот однажды, когда часы еще даже не пробили полдень, в церковь вошла невысокая девушка в скромном платке. Она скромно потупила глаза, купила две свечки и направилась к свечнику возле распятия. Феофан обратил на нее внимание, подождал, когда девушка помолилась и отошла от распятия, подошел поинтересоваться, не нужна ли ей его помощь? Девушка потупила взор, замотала головой. Слезы полились у нее ручьем из глаз.
– Ну, ничего, родная, ничего. Все будет хорошо. Расскажи, что у тебя приключилось. Господь Бог тебя услышит и обязательно поможет. Он всегда помогает страждущим.
– Правда? – девушка в надежде подняла на него полные слез голубые глаза. В это время ее увидел Петр. Сердце его так сильно колыхнулось в груди, что он даже испугался. Он не мог оторвать от нее взгляда, так она была мила, чиста и хороша собой. Девушка что-то с жаром стала рассказывать Феофану, он кивал головой и пытался ее успокоить. Когда же ее исповедь закончилась, Феофан подозвал Петра.
– Сын мой, проводи дочку домой, да помоги ей с похоронами ее усопших родителей. Я тебя не тороплю. Как управишься – возвращайся.
– Хорошо, батюшка. – Петр даже не знал, радоваться ему, или огорчаться. Оказалось, что не далее, как вчера родители этой девушки погибли в автоаварии. В их машину на полном ходу врезался огромный грузовик, которым управлял наркоман. Ему, как обычно, хоть бы царапина, а родители погибли мгновенно. От их машины осталась только куча покореженного железа. А от них… Девушка снова зарыдала. Звали ее Ольгой, она была русская, а живет в ЮАР потому, что отец ее уже 10 лет работал при посольстве России в ЮАР. И сейчас она просто не знает, что делать в такой ситуации. Родители в морге, никого из родных у нее нет. Получается, она стала сиротой. Возрастом она была таким же, как и Петр, закончила университет в Йоханнесбурге и сейчас работала финансистом в одном крупном банке. Банк, конечно же, как и посольство, ей поможет с похоронами, но что ей делать сейчас? Она не знает. У Петра сердце просто разрывалось от жалости к этой бедной хрупкой и беззащитной девушке. Подспудно он не мог относиться к ней, как к чужому человеку и готов был свернуть горы, только бы она не плакала и, если это сейчас уместно, была немного счастлива. Он принялся за дело так рьяно, что Ольга сначала подумала, что эти похороны у него далеко не первые. Петр смутился и объяснил, что занимается этим в первый раз в жизни. Он съездил в морг, переговорил с похоронным бюро, связался с банком, посольством, кладбищем. Под конец дня он вымотался, как гончий пес, но все дела, таки, закончил. Ольга жила в довольно большом двухэтажном доме с небольшой зеленой лужайкой возле дома, небольшим бассейном. Дом был очень уютным и каким-то своим, приветливым. Отчитавшись перед Ольгой за работу, Петр собрался уходить.
– Вы можете остаться в нашем доме, у нас много гостевых комнат, а добираться до церкви вам так далеко!
– Нет, я не хочу причинять вам беспокойства. А до церкви не так уж и далеко, доберусь.
Ольга искала повод для того, чтобы он смог остаться, но ее природная скромность и сама обстановка вокруг ее горя не позволяли ей бороться за него далее.
– Тогда приходите завтра. Сможете? Я буду вас ждать. Завтра похороны… мне будет очень тяжело одной. – слезы опять посыпались у нее из глаз маленькими бриллиантовыми горошинами.