Певчая
Шрифт:
Я просила себя не реагировать, Пенебригг объяснял Дипсу, что требовалось. Но их недоверие терзало меня, было сложно сосредоточиться на пении.
Не слушай их. Не слушай.
Но я осознала весь вес его презрения, только когда запела. Я отдалась музыке, и когда ноты запели во мне, я обхватила ладонь Дипса и вошла в его разум.
Читать его было сложнее, чем Ната или Пенебригга. Было ли это из-за того, что я знала его всего пару минут, или мысли Дипса были такими обрывочными? Его скепсис воевал с удовольствием быть в центре
Помня ярость Ната, я решила осторожно выбирать то, о чем говорю. Если я раскрою его секреты, то стану его врагом навеки. Вместо этого я описала подробно картинку, что он держал передо мной: инструмент для создания музыки с черными и белыми клавишами – он мысленно назвал его спинетом.
Закончив, я открыла глаза.
– Она была права? – спросил Пенебригг у Дипса.
– Более-менее, - Дипс тряхнул кружевными рукавами. – Но разве она не могла просто догадаться? Все знают, что я недавно купил этот спинет. Может, Пенебригг рассказывал ей…
– Нет.
– …или кто-то другой. Но это ничего не доказывает. Даже если эта юная мисс увидела эту мысль в моей голове, толку я в этом не вижу. Вряд ли наши враги будут мило сидеть и думать о чем-то одном, чтобы она смогла прочитать их мысли.
Я пожалела, что не озвучила его личные мысли.
– Вы думали не только о спинете, мистер Дипс, - я заговорила ясным голосом, звенящим, как колокольчик. – Я могу озвучить остальное. У вас есть дневник. Вы записываете его шифром, и в нем вы описываете подробности…
– Эй! Откуда ты знаешь? – перебил меня Дипс. В комнате появился гул любопытства.
– А еще вас раздражает учитель танцев, потому что…
– Хватит!
Я ожидала злость Дипса, но, что странно, он казался потрясенным.
– Вы слышали? – сказал он коллегам. – Она прочитала мои мысли. На самом деле!
– Теперь будь осторожен, Дипс, - сказал один из мужчин. – Больше никаких проституток.
– Ах, но я встретил даму, что затмила остальных, - Дипс низко поклонился мне. – Ваш скромный слуга, Певчая.
После этого многие подались вперед. Половина хотела, чтобы я прочитала их мысли, другая половина хотела поговорить со мной. Радуясь, что я произвела хорошее впечатление, я старалась осторожно рассказывать об их личных мыслях. Но мои самые смелые комментарии радовали их больше всего.
– Вы думаете о здании, которое не существует. Точнее, существует только в ваших мыслях, - сказала я мужчине с соломенными волосами, которого звали Кристофер Линнет. – Собор с куполом, который мог бы вместить весь Лондон. А вокруг него церкви, особняки, арки, и все вы придумали сами. Вам порой хочется, чтобы город сравняли с землей, чтобы вы смогли его отстроить.
– Это наш человек! – крикнул друг.
Господин Линнет покраснел.
– Должен признать, я бы отстроил его по-другому, если бы выдался шанс…
– Тебе нужен хороший пожар, -
Рассмеялись все, кроме Ната. Он сидел напряженно спиной к стене, источая каждой клеточкой недовольство.
Ему могло не нравиться, что я делаю, но я же выиграла внимание всех людей? И этого не случилось бы, если бы я отказалась озвучить их секреты.
Я посмотрела на сияющий рубин на своих коленях. Проблема Ната была в том, что он был слишком ранимым. Даже Пенебригг назвал его колючим. И это по-доброму.
Я старалась не обращать на него внимания и повернулась к следующему человеку, желающему, чтобы я прочитала его мысли. Исаак Олдвилль. Я закрыла глаза и взяла его за руку.
– Красный. Я вижу все красное. Красная жидкость, красный свет, красные ковры. Если не ошибаюсь, красные портьеры в вашей спальне. Вы так сильно любите красный цвет, что я уверена… да, вы хотели бы мой красный рубин.
Они рассмеялись, и я осмелела и полезла глубже. Долго была лишь тьма, и я подумала, что потеряла связь с Олдвиллем. Но появился свет… и теперь у меня появилось жуткое ощущение, что я смотрела на рубин глазами Олдвилля.
– Вы не можете отвести от него взгляда. Он лежит на столе между нами, всего в футе от вас, ослепляет красотой и силой. Влечение такое сильное, что вы не обращаете внимания на смех людей.
А смех стал громче.
Картинка стала не такой четкой, ее словно подернул туман, порой она темнела, но я все же пробилась.
– Но вы пытаетесь сделать вид, что я ошиблась, - продолжила я. – Вы можете посмотреть на что-то, кроме рубина. Вот, вы так и сделали. Теперь вы смотрите на своих друзей и коллег. Вы заметили, что лицо Дипса скривилось, а Линнет еще смеется. Но вы все еще думаете, как сделан этот рубин. Вы хотите провести с ним эксперименты…
– Хотелось бы.
Я открыла глаза. Олдвилль не был ни капли уязвлен.
– И все остальные хотели бы, - сказал он коллегам. – Мы еще никогда не сталкивались с таким феноменом, и мы еще многого не понимаем. Скажи, Певчая, ты можешь так читать мысли на расстоянии.
Я замерла и задумалась.
– Не знаю. Я пыталась в начале, но не сработало. Но после этого я тренировалась.
– Хочешь попробовать еще?
– Как пожелаете.
– Чьи мысли прочитаешь?
Я не знала никого в Лондоне, кроме людей в этой комнате.
– Выберите сами.
– Кого же выбрать? – Олдвилль встал и начал принимать предложения остальных.
– Жена.
– Мой сын.
Пауза, и кто-то сказал:
– Скаргрейв.
– Да, Скаргрейв!
Голосовать не было смысла, многие требовали Скаргрейва. Но Пенебригг был встревожен.
– Это опасно…
Успех придал мне уверенности, и я хотела снова показать себя. Что будет, если я прочитаю при них мысли Скаргрейва! Бой будет наполовину выигран.
– Я попробую, - сказала я.