Певица Перна
Шрифт:
— Мастер Робинтон дал утром. Сказал, чтобы я купила себе поясок и пончиков. Так что возьмите, подмастерье, я хочу расплатиться сама.
— Ни в коем случае! — бурно вознегодовал Пьемур, отталкивая протянутую руку Менолли. — Я же сказал: угощаю по случаю твоей первой ярмарки. К тому же я знаю, что это твоя первая в жизни монета. Так что не вздумай тратить ее на меня. — Отвернувшись, чтобы пекарь не заметил, мальчуган подмигнул Менолли.
— Ох, Пьемур, я не знаю, что бы делала без тебя все эти дни! — воскликнула девочка, стараясь обойти его, чтобы отдать Палиму деньги. — Я просто настаиваю…
— И слушать
— Ну так и держи его при себе, Пьемур, — вмешался потерявший терпение Палим, — ты загораживаешь мой прилавок, — и он указал на неуклюже проталкивающегося к ним Камо.
— Камо! Куда же ты запропастился? — радостно завопил Пьемур. — Мы тебя везде ищем. Вот, держи пончики.
— Пончики? — Дурачок ринулся вперед, протягивая огромные ручищи и облизываясь. На нем была свежая рубаха, лицо блестело чистотой, даже вечно взъерошенная копна волос приглажена. Видимо, дразнящий аромат пончиков притягивал его не меньше Пьемура.
— Они самые. Я ведь тебе обещал. — Пьемур передал Камо пару пончиков. — Так, значит, ты не дурил мне голову, когда говорил, что угощаешь товарищей по комнате? Правда, я не совсем понимаю, как Менолли с Камо…
— Вот, держи свои деньги, — с некоторой надменностью произнес Пьемур, отдавая деньги Палиму. — Надеюсь, сегодня пончики не хуже, чем обычно.
Менолли чуть не вскрикнула от удивления: на прилавке лежало уже девять пончиков!
— Три тебе, Камо, — Пьемур передал ему третий. — Смотри, язык не обожги! Три тебе, Менолли. — Тесто было такое горячее, что жгло ладони. — И три мне. Спасибо, Палим, сегодня ты щедр, как никогда. Я уж постараюсь, чтобы все узнали: твои неподражаемые пончики… — несмотря на обжигающую корочку, Пьемур так вгрызся в пончик, что алый сок закапал по подбородку, — как всегда на высоте… — закончил он и удовлетворенно вздохнул. Потом обратился к своим спутникам: — Пошли, да поживее. — Обернувшись, он помахал рукой пекарю. — Пока, Палим! — и только, отойдя подальше, радостно расхохотался.
— Мы заплатили за шесть, а получили целых девять! — озадаченно проговорила Менолли.
— То-то и оно! И в следующий раз я тоже получу девять: ведь он подумает, что я снова поделюсь с Камо. Здорово я его провел!
— Ты хочешь сказать…
— А ты тоже очень кстати размахивала своей монетой. Он все равно не мог бы дать сдачи — еще слишком рано. Надо будет попробовать этот фокус еще раз — я имею в виду, прихватить монету покрупнее.
— Пьемур! — воскликнула девочка, пораженная его коварством.
— Ну что? — безмятежно осведомился он, не отрываясь от пончиков. — Правда, вкусные?
— Правда-то правда, да только ты… совершенно невозможный тип. А как ты торгуешься…
— А что тут такого? Зато все довольны. Особенно в начале года. Потом все надоест, и мне не поможет даже то, что я такой маленький. Ох, Камо, — с укором проговорил мальчик, — вечно-то ты весь обляпаешься… — Пончики вкусные! — Камо засунул в рот все три сразу. Его рубаху украшали свежие пятна, лицо лоснилось от жира, варенье размазалось по щекам.
— Нет, Менолли, ты только взгляни на него! Он ведь опозорит весь Цех. Нельзя ни на минуту спускать с него глаз. Ну-ка, пошли!
Пьемур поволок Камо за прилавки, туда, где висел бурдюк с водой. Он заставил дурачка сложить руки ковшиком и умыться. Менолли отыскала не слишком грязный обрывок ткани и постаралась оттереть с рубахи Камо самые заметные пятна.
— Ну вот, чтоб тебе, Камо, ни скорлупы, ни осколков, — смачно выругался Пьемур, принимаясь за третий пончик, — совсем остыл! Вечно от тебя больше хлопот, чем толка!
— От Камо — хлопот? Камо остыл? — запричитал бедняга.
— Да не ты остыл, а пончик. Не переживай, дружище. — Пьемур покровительственно похлопал дурачка по плечу, и тот радостно просиял. — Ничего, они хороши даже холодные, — сказала Менолли, откусив от третьего пончика. — Ты был прав. — Послушай, — хитро прищурясь, предложил мальчуган, — может быть, теперь ты поторгуешься с Палимом?
— Но мне больше не съесть…
— Ну, не сейчас, попозже.
— Только на этот раз угощать буду я.
— Договорились! — с такой готовностью согласился Пьемур, что Менолли поняла: она тоже попалась на его удочку. — Только сначала отыщем прилавок кожевника. — Он взял ее за руку, Камо — за рукав и повел вдоль прилавков. — Так значит, мастер Робинтон действительно принял тебя в ученики? Вот здорово! Погоди, я всем расскажу! Я им говорил, что так и будет…
— Не понимаю…
Пьемур недоверчиво покосился на нее.
— Но ведь он сказал тебе, что ты его ученица, когда давал монету?
— Он сказал мне это еще раньше, но я не поняла, что в этом есть что-то особенное. Разве не все школяры в Цехе — его ученики? Ведь он — Главный арфист…
— Нет, ты и вправду ничего не понимаешь! — Пьемур окинул ее полным сожаления взглядом. — У каждого мастера есть несколько личных учеников… Вот я, например, — ученик мастера Шоганара. Потому-то я все время и ношусь как угорелый, выполняя его поручения. Не знаю, как у вас, в Полукруглом, только здесь тебя сначала принимают в обычные ученики. Потом, если ты проявишь к чему-то особые способности — ну, как я к пению или Бролли к изготовлению инструментов, — то соответствующий мастер может сделать тебя своим личным учеником, тогда ты дополнительно занимаешься с ним и выполняешь его поручения. А если он тобой доволен, то может подкинуть тебе марку-другую, чтобы повеселиться на ярмарке. Так что… если мастер Робинтон отвалил тебе целых две, значит, он тобой доволен и ты — его личная ученица. У него их не много, — Пьемур медленно покачал головой и тихо присвистнул. — А знаешь, сколько было споров, кого он выберет, после того, как Сибел перешел в подмастерья? Правда, это вовсе не значит, что Сибел больше не подчиняется Главному арфисту, хоть у него и есть звание. Просто Ранли был так уверен, что мастер Робинтон выберет именно его…
— Так вот почему Ранли меня невзлюбил?
Пьемур только отмахнулся. — У Ранли не было ни малейшего шанса, и все это отлично понимали, кроме него самого! Он ведь от себя просто без ума. Зато все остальные знали, что мастер Робинтон надеется отыскать тебя… то есть, того, кто написал эти песни! А вот и прилавок кожевника. Взгляни-ка вон на тот миленький ремешок. У него и пряжка в виде файра! — Притянув ее к себе, он прошептал: — И цвет синий! Можно, я поторгуюсь за тебя?
Не успела Менолли согласиться, как Пьемур ленивой походочкой подошел к прилавку и стал равнодушно разглядывать выставленные на нем накидки, туфли и сапоги из мягкой кожи, явно избегая смотреть на ремешок, который он только что показывал Менолли.