Пейтон-Плейс
Шрифт:
— Я уже ухожу, Кенни. Аудитория сегодня просто чудесная, правда?
— Конечно. Это я сколотил скамейки. Хорошо простояли, а?
— Просто отлично, Кенни.
— И эти буквы тоже я прицеплял. Убил уйму времени, чтобы повесить их прямо. Когда я их вешал, эта девятка не была такой кривой.
— Нет, не была, Кенни. Это случилось во время церемонии.
— Ну, мне пора начинать. Эти скамейки надо спустить вниз сегодня вечером. Двое ребят придут мне помочь.
Мисс Тронтон поняла его намек.
— До свидания, Кенни, — сказала она.
— До свидания, мисс Тронтон.
Выйдя на улицу, мисс Тронтон посмотрела вверх — небо
Часть вторая
ГЛАВА I
С того выпускного вечера прошло два года. Для Эллисон они пролетели незаметно. Учиться в средней школе было трудно, но это стимулировало умственную деятельность и заставляло думать гораздо больше, чем в начальной школе. Со временем Эллисон начала спокойнее воспринимать себя и окружающий мир, и хотя у нее все еще бывали периоды страхов и обид, они стали менее болезненными и случались все реже, и еще в ней развилось ненасытное любопытство. Два года назад Эллисон довольствовалась ответами, которые давали на ее вопросы книги, но теперь ока старалась получать их от людей. Эллисон спрашивала всех, к кому осмеливалась подойти, но больше всего любила задавать вопросы Нелли Кросс.
— Как вы вообще пришли к тому, что вышли замуж за Лукаса? — спросила она как-то Нелли. — Вы все время ругаете его и говорите так, что можно подумать, будто вы его ненавидите. Как получилось, что вы вышли за него?
Нелли оторвала глаза от медного подсвечника, который она в этот момент чистила, и молча посмотрела в пустоту. Она молчала так долго, что любой, кроме Эллисон, подумал бы, что Нелли не услышала или проигнорировала вопрос. Но Эллисон знала, что ни то, ни другое не было правдой, она научилась быть терпеливой с Нелли.
— Не думаю, что я вообще приходила к этому, как ты говоришь, — наконец сказала Нелли. — Замужество с Лукасом никогда не было тем, к чему я пришла. Это просто то, что иногда случается.
— Ничего никогда просто так не случается, — уверенно сказала Эллисон. — Существует определенная закономерность, причина и следствие, и это относится ко всем и ко всему.
Нелли улыбнулась и поставила подсвечник на камин в гостиной Маккензи.
— Ты так хорошо говоришь, милая, — сказала она. — Очень хорошо, со всеми этими большими словами и все такое. Тебя слушаешь, как музыку.
Эллисон старалась не подавать вида, что ей приятен такой отзыв, но чувствовала она то же, что и когда мистер Росси ставил ей «А» по композиции. Искреннее и абсолютное уважение Эллисон со стороны Нелли служило основой их дружбы, хотя Эллисон этого и не признавала, — она говорила, что «просто любит» Нелли Кросс.
— Сейчас вот я подумала, — сказала Нелли, — похоже, была причина. У меня была Селена. Совсем кроха тогда. Всего шесть недель от роду. Мой первый муж, Куртис Чемберлейн, погиб, его завалило бревнами. Свалились с грузовика эти бревна, вот что, и насмерть завалили старину Куртиса. Ну, после этого я родила Селену, а потом сразу встретила Лукаса. Он тоже был один.
Нелли захихикала, и на какой-то момент Эллисон испугалась, что Нелли, как она это часто в последнее время делала, отклонится от темы и начнет нести всякий бред, но Нелли прекратила свой дикий смех и продолжила:
— Ну и дура же я была, — сказала она. — Со сковородки попала прямо в ад. Лукас вечно пил, дрался и бегал за бабами. И мне стало еще хуже, чем было.
— Но разве вы не любили его? — спросила Эллисон. — Хотя бы сначала?
— Ну, мы с Лукасом долго не были женаты. Пока я не забеременела от него. Того первого я потеряла, — выкидыш, как сказал Док. Лукас напился тогда, что чертям тошно стало. Сказал, что я все еще горюю о Куртисе. Так он сказал, но это была неправда. В общем у меня снова была семья, потом появился Джо, и Лукас больше не психовал из-за Куртиса. Некоторые говорят, начинаешь любить мужчину, родив от него ребенка. Не знаю. Может, ты об этом и говоришь, может, эта любовь и держит меня с Лукасом. Я могла уйти. Все равно я всегда работала, а он всегда пропивал почти всю свою зарплату, так что его деньги ничего не меняли.
— Но как вы можете жить с ним? — спросила Эллисон. — Почему вы не убежали от него, ведь он бьет вас и детей?
— Ну, милая, если мужчина бьет, это еще ничего не значит, — Нелли опять хихикнула, и в этот раз у нее помутнели глаза. — Это все остальное. Мужики и бабы. Даже если мужик оставляет бабу одну, он еще не плохой. Я могу порассказать тебе историй, милая, — Нелли скрестила руки на груди, и голос у нее вдруг стал певучим. — Я могу порассказать тебе историй, милая, которые совсем не похожи на твои.
— Какие? — прошептала Эллисон. — Расскажите? Какие?
— О, когда-нибудь он свое получит, — прошептала Нелли, подстраиваясь под Эллисон. — Он получит свое, сукин сын. Все они в конце получат свое, сукины дети. Все.
Эллисон вздохнула и встала. Если уж Нелли начинала бормотать себе под нос и сыпать проклятьями, ничего разумного от нее уже было не добиться. Она могла заниматься этим весь день напролет. Именно эта черта Нелли заставляла Констанс Маккензи часто говорить о том, что с Нелли что-то нужно делать. Но Констанс так ничего и не предпринимала, а Нелли, эксцентричная она или нет, оставалась лучшей домработницей в Пейтон-Плейс. Но Эллисон не волновала невнятность выражений Нелли, ей не давала покоя манера Нелли все время намекать на что-то. Она, как рыбак, забрасывала удочку и, только Эллисон проглатывала наживку, сразу подсекала. Раньше Эллисон пыталась пробиться через стену недосказанного, но потом поняла, что заставить Нелли говорить — безнадежное дело.
— Что бы вы могли мне порассказать, Нелли? — спросила бы она, а Нелли скрестила бы руки на груди и захихикала.
— О, я бы тебе порассказала, милая… — но она никогда не рассказывала, а Эллисон была слишком молода, чтобы посочувствовать человеку, не способному поделиться своим горем. Она просто пожимала плечами и резко заявляла: «Ну, хорошо, если вы не хотите рассказывать мне…»
— Ну, хорошо, если вы не хотите рассказывать мне, — сказала Эллисон и в этот день, — я пойду погуляю, а вы оставайтесь одна.