Пейзаж с ивами
Шрифт:
– Иногда. Но я все равно почти не сплю, а чтение этих дел весьма успокаивает. А порой и забавляет.
Судья Ди с любопытством посмотрел на своего тощего помощника. Этот спокойный и проницательный человек состоял у него на службе много лет, но судья то и дело открывал в нем новые достоинства.
– Теперь, когда семейству Мэй пришел конец, из старой знати остались только И и Ху, – обронил он.
Тао Гань кивнул:
– Означенные три семьи сто лет назад железной рукой правили этой частью империи. Так было в бурный период варварских нашествий, еще до воцарения нынешней династии
Судья разгладил длинную бороду:
– Любопытное явление этот так называемый «старый миру». Всех, кто не принадлежит к их кругу, там считают чужеземцами. Даже самого императора, полагаю! Я слыхал, что в разговорах между собой эти люди до сих пор используют устаревшие титулы и какой-то древний диалект.
– Они сознательно уходят от настоящего, мой господин, – сказал Тао Гань. – Так и живут в своем узком кругу, никогда не появляясь ни на каких официальных церемониях. В их среде много кровосмесительных браков и, как ни досадно, весьма вольные отношения между господами и слугами – пережиток старых, разнузданных феодальных порядков. Среди кипения страстей колоссальной, шумной столицы они замкнулись в тесном, обособленном мирке.
– Торговец Мэй являл собой исключение, – задумчиво произнес судья Ди. – Он очень серьезно воспринимал свой долг перед Поднебесной. А с И и Ху я еще даже не встречался!
Чао Тай, дотоле хранивший молчание, позволил себе заметить:
– Люди из старого города считают смерть Мэя дурным предзнаменованием, мой господин. Они твердо верят, будто участь этих старинных семей каким-то таинственным образом сплетена с судьбой города, коим те управляют. Болтают, что всем трем кланам предсказана гибель. На лицах эти слухи раздувают до небес и твердят, будто это сулит скорый конец и самому городу. Чистый вздор, конечно!
– Слухи – странная штука, – покачал головой судья. – Никто никогда не знает, откуда они берутся. Шепоток внезапно возникает неизвестно где и распространяется, словно пожар. Как там поется в той уличной песенке, Чао Тай?
– Да это просто глупый стишок из шести строчек, мой господин:
Раз, два, три,
Мэй, Ху, И.
Один потеряет постель,
Второй – глаза лишится,
А третий, увы,
Останется без головы!
А поскольку господин Мэй умер, проломив при падении череп, народ утверждает, будто последняя строчка относится именно к нему.
– В наше время, – с тревогой в голосе пробормотал судья, – люди придают значение самым нелепым слухам. Что ваши подчиненные докладывают насчет общего положения?
– Все могло быть и куда печальнее, мой господин, – ответил Чао Тай. – Ни грабежей продовольственных складов, ни крупных ограблений или случаев насилия пока не наблюдается. Мы с Ма Жуном готовились к серьезным беспорядкам, поскольку обстоятельства как никогда благоприятствуют любителям поживиться за чужой счет, ведь нам приходится сжигать массу трупов, и потому число ночных обходов изрядно сократилось. А большинство богатых семей в такой спешке удирали из города, что не успели принять должных мер для охраны пустых домов.
Тао Гань, прикусив губу, добавил:
– Более того, те, кто решился не уезжать, отослали в имения большую часть слуг, оставив горстку самых необходимых. Ну не город, а рай для воров! Однако, к счастью, грабители, кажется, не воспользовались случаем!
– Не стоит тешиться обманчивым спокойствием, друзья мои! – сурово заметил судья. – Сейчас люди скованы страхом, но в любой миг он может обернуться паникой. И тогда по всему городу прокатится волна насилия и крови.
– Мы с братом Ма разработали отличную систему сигналов, мой господин, – поспешно объявил Чао Тай. – Наши стражники расставлены в ключевых точках старого и нового города. Людей там немного, зато начальники – из лучших. Я верю, что мы сумеем подавить беспорядки в зародыше. А поскольку закон военного времени допускает безотлагательное отправление правосудия, ……
Судья Ди поднял руки.
– Послушайте! – воскликнул он. – Неужели тут еще остались бродячие певцы?
С улицы доносился тонкий, высокий и мелодичный женский голос, сопровождаемый бренчанием струн. Можно было даже разобрать слова:
Умоляю, меня не кори,
Серебристая Дева Луна,
Что от глаз лучезарных твоих
Я уже затворила окно.
Сколь б я на томилась тоской,
Никогда…
Песню внезапно оборвал пронзительный крик ужаса. Судья повелительно махнул рукой Чао Таю, и тот стремглав бросился к лестнице.
Глава 3
Прижав цитру к груди, девушка снова закричала. С головы первого мужчины упал черный капюшон, обнажив красное одутловатое лицо, покрытое большими синими пятнами. Длинные руки выскользнули из черных развевающихся рукавов и потянулись к жертве. Она испуганно озиралась, но вокруг была словно только вымершая, тускло освещенная улица. Внезапно второй обладатель черного капюшона схватил приятеля за рукав. Из-за угла вышел худощавый мужчина в дорогом халате из синей парчи, и обе черные фигуры моментально растворились в тени узкой боковой улочки.
Девушка бросилась к своему избавителю:
– Эти люди больны! Я видела его ужасное лицо!
Незнакомец успокаивающе похлопал ее по спине изящной тонкой рукой. Бледное лицо под квадратной парчовой шапочкой с черными как смоль усами и коротенькой козлиной бородкой озарила приветливая улыбка.
– Не бойтесь, моя дорогая, – приятными спокойным голосом проговорил он. – Со мной вы в безопасности!
Девушка разрыдалась. Мужчина окинул взглядом открытую спереди свободную куртку из плотной зеленой парчи и широкую длинную, изрядно выцветшую черную шелковую юбку, потом, раскрыв висевшую у него на груди плоскую красную коробочку из свиной кожи, шепнул:
– Успокойтесь, я лекарь.
Девушка вытерла слезы и впервые внимательно разглядела его. Незнакомец показался ей славным господином, очень представительным, несмотря на узкие, слегка покатые плечи.
– Простите, мой господин! Я думала, здесь, рядом с губернаторским дворцом, будет безопаснее. Вечером меня и так сильно напугали… а только я пришла в себя и снова стала петь, как эти два жутких уборщика…
– Надо быть поосторожнее, – мягко посоветовал собеседник. – У вас сильно ушиблена левая грудь.