Пейзаж с ивами
Шрифт:
и улизнуть через одну и ту же дверь, поскольку другого выхода отсюда нет. – Чао показал на возвышающуюся над ними высокую зубчатую стену. – Эта стена окружает дом с трех сторон. Четвертая защищена каналом.
Начальник стражи повел судью и его помощника в просторный мощеный двор, освещенный единственным фонарем, укрепленным над входом в каморку привратника, справа отворот.
– Маленькая дверца, – продолжал Чао Тай, – запирается на щеколду. Снаружи ее можно открыть только особым ключом, а изнутри она просто поднимается пальцем. Когда же вы входите и захлопываете за собой дверь,
– Значит, убийцу кто-то впустил в дом, – обронил судья, – но ушел он сам. – Ди повернулся к привратнику: – Кому вы сегодня открывали дверь?
– Никому, мой господин! Правда, я по большей части сидел в кухне. Видно, хозяин кого-то впустил сам.
– Сколько есть ключей от этой дверцы?
– Только один, мой господин. И я всегда ношу его с собой.
– Понятно.
При тусклом свете фонаря судья не мог разглядеть лица привратника, но, похоже, тот изрядно нервничал. Ди решил допросить его позже.
– Веди нас на место преступления! – приказал он Чао Таю.
Тот, немного помявшись, осмелился предложить:
– Я думаю, мой господин, вам лучше сначала повидать госпожу И. Ее служанка сказала мне, что старая госпожа сильно расстроена и настоятельно хочет побеседовать с вами.
– Хорошо. И пусть нас проводит привратник, а ты возвращайся в суд, где тебя давно поджидает Ма.
Юноша вынес из своей каморки большой фонарь и привел судью с Тао Ганем в большой темный зал. Вдоль правой и левой стен тянулись покрытые красным лаком стойки с рядами пик и мечей. В дальнем конце зала красовался натянутый меж двух деревянных основ большой кусок ткани, где крупными черными иероглифами было написано «Прочь с дороги!»
– Эти символы власти надо убрать! – раздраженно бросил судья Ди Тао Ганю. – Семья И узурпировала ее более столетия назад!
– Это всего лишь реликвии прошлого, мой господин!
– Вот пусть ими и остаются! – буркнул судья.
Из зала они попали в длинный извилистый коридор с высоким сводчатым потолком, и каждый шаг порождал в тишине опустевшего дома гулкое эхо.
– Раньше тут работали около восьмидесяти слуг, мой господин, – с горечью сказал молодой привратник. – Когда пришла болезнь, многие хотели уехать, но хозяин не отпустил. Только когда десять человек умерло, он испугался и всех отослал в горы. Кроме нас с матерью.
Дальше путь лежал через небольшой, обнесенный стеной садик среди цветущего кустарника. Во влажном, горячем, неподвижном воздухе висел сладкий аромат цветов. Юноша поднял фонарь и тихо постучал в лакированную дверь с причудливой золоченой резьбой.
Дверь открыла высокая костлявая женщина. лет пятидесяти в длинном темно-коричневом халате. Неопрятные волосы небрежно стягивала голубая лента. Пока она чопорно кланялась, судья спросил:
– Как давно вы обнаружили тело?
– Примерно час назад, – ответила служанка резким, скрипучим голосом. – Когда принесла на галерею корзину с едой.
– Вы там к чему-нибудь прикасались?
Женщина невозмутимо взглянула на судью глубоко посаженными горящими глазами:
– Только к его запястью. Он был мертв, но тело еще не остыло. Сюда, пожалуйста!
Судья
Женщина привела их в зал с круглым сводчатым потолком, освещенный тусклым серебряным светильником в одном углу и раскаленными углями медной жаровни – в другом. На треножнике над жаровней побулькивал сосуд с каким-то лекарственным отваром. Горячий, влажный воздух, пронизанный отвратительным запахом этого снадобья, почти удушал.
Судья изумленно уставился на возвышение из резного черного дерева в дальнем конце зала. На нем стоял колоссальный позолоченный трон, а там, утопая среди бесчисленных шелковых подушек, прямо и совершенно неподвижно восседала худенькая женщина – лишь тонкие пальцы высохших рук перебирали на коленях янтарные четки. На ней был роскошный халат из золотистой парчи, расшитый зелеными и красными фениксами. Седые волосы позаботились уложить в аккуратную, хотя и причудливую прическу и заколоть длинными золотыми шпильками с головками из драгоценных камней. Стену за троном скрывало огромное шелковое покрывало с изображением пары фениксов. По обе стороны трона стояли две красные лакированные подставки с опахалами.
Судья Ди многозначительно взглянул на Тао Ганя. Феникс был священным символом императрицы, тогда как дракон с пятью лапами символизировал императора. А два стоячих опахала являлись исключительной привилегией особ императорской крови. Тао Гань закусил губу.
Служанка торопливо просеменила по мраморному полу и что-то шепнула неподвижной фигуре на троне.
– Подойдите ближе, – приказал надтреснутый, безжизненный голос.
Судья приблизился к возвышению. Теперь он заметил, что глаза госпожи И смотрят как-то странно, «в никуда». Судя по всему, ей было вряд ли немного больше пятидесяти, но болезнь и горе наложили явственный отпечаток на некогда красивое лицо. Разглядел Ди и то, что краски халата выцвели, а кое-где прорехи скрывали неумело прилепленные большие заплаты. Вышивку испортили уродливые пятна плесени, а лак на троне местами треснул и осыпался.
– Это единственное место, где можно достойно принять господина верховного судью, дабы он мог лично расспросить о подлом убийстве вельможи, – изрек лишенный выражения голос.
– Я только выполняю свой долг, госпожа, – спокойно ответил судья Ди. – И приношу вам свои искренние соболезнования. А поскольку хочу тотчас же начать поиски убийцы, прошу вашего разрешения воздержаться от надлежащих церемоний. – Госпожа И чуть склонила голову, и он спросил: – Нет ли у вас каких-нибудь догадок насчет личности преступника?
– Разумеется, коротко бросила хозяйка дома. – Это Е, наш заклятый враг. Он уже долгие годы вынашивает план уничтожения дома И.
Заметив недоумение судьи Ди, Тао Гань быстро подошел к нему.
– Сто лет назад владения семейства Е располагались на другом берегу реки, – шепнул он. – Род их уже лет шестьдесят как угас.
Судья вопросительно взглянул на служанку. Та пожала плечами, подошла к жаровне и, присев, начала перемешивать лекарство двумя медными палочками.
– Е приходил сюда сегодня? – осведомился судья Ди.