Пифагор
Шрифт:
Филарх расхохотался:
— Ну и Кир.
— Нашему Самосу благодаря гибели Кира и распрям между его сыновьями пока удаётся избежать сковороды. Но надолго ли? Фокейцы оказались умнее всех, бросив в пучину железо и дав клятву не возвращаться, пока оно не всплывёт. Однако не возвращаться — не значит забывать. Поэтому у меня к тебе, Филарх, просьба.
— Ко мне? — удивился юноша.
— Ну да, к тебе. Подбери среди книг те, в которых хотя бы упоминается Иония. А я подумаю, как их переписать. Это уже моя забота.
Филарх ловил каждое слово Пифагора, и оно,
Благодетель
В то утро у главных ворот царского дворца появился необычный посетитель, судя по облику и одежде — эллин.
— Кажется, — проговорил один из стражей, — он из сатрапии, которой до недавнего времени правил Оройт. Но на кого же он пришёл жаловаться, если его обидчик уже казнён?
Второй пожал плечами.
Вёл себя эллин не как проситель — ни на кого не обращал внимания и не добивался, чтобы его пропустили в царские покои.
Начальник стражи, приведший новых часовых, подошёл к нему.
— Кто ты такой?
— Я благодетель царя царей, — гордо ответил эллин.
Этот ответ настолько поразил перса, что тот отошёл, решив, что лучше не иметь дела с безумцем.
На следующее утро эллин появился вновь на том же месте и так же горделиво взирал на окружающих.
И только тогда перс решил доложить царю, что у ворот сидит эллин, называющий себя его благодетелем.
— Что-то я не припомню, чтобы какой-то явана мне оказывал благодеяние, — усмехнулся царь. — Приведи-ка его сюда. Пусть объяснит, что ему надо.
Зная об обычаях персов отдавать царю земные поклоны, Силосонт за дни сидения у ворот нашёл выход, как его обойти. Входя, он как бы случайно обронил перстень и быстро нагнулся, чтобы его поднять.
— Подойди ко мне ближе, явана, — произнёс царь царей. — Говорят, ты считаешь себя моим благодетелем. Объясни, что это значит.
— В Египте, о царь, я отдал тебе мой плащ.
— Так это был ты! — воскликнул царь. — Как не помнить?! Ведь не взяв с меня денег за плащ, ты посодействовал получению этого.
Он коснулся пальцами диадемы.
— Так, во всяком случае, мне объяснил халдей, к которому я обратился по пути из Египта. «Дарованный пурпур к трону» — таковы были его слова. И чем я теперь могу вознаградить тебя за твой дар? Возьми без счета золота и серебра, коней, красавиц из гарема, попроси голову твоего недруга — и всё это получишь.
— О нет, царь, я не нуждаюсь ни в чём из того, что ты мне предлагаешь. Ведь я брат Поликрата Самосского, предательски заманенного Оройтом в Магнезию и там замученного.
— Оройт наказан и за это, — вставил царь.
— Отправляясь в Магнезию, — продолжал Силосонт, — мой брат оставил остров некоему лидийцу, человеку без рода и без племени...
— Понял, — перебил царь. — Я тотчас прикажу моему военачальнику прогнать этого негодяя и передать власть тебе как законному наследнику Поликрата.
— И молю тебя, царь, не наказывай никого из тех, кто поддерживал лидийца, — многие самосцы за эти годы покинули остров в страхе перед персами. Я хочу, чтобы мои подданные считали тебя милостивым владыкой, каким ты стал для меня.
Дельфы
Пифагор ждал, что это случится ночью. Так же внезапно, как видения, его посещали и напевы. Сначала он улавливал несколько опорных звуков, а затем, наплывая друг на друга, они складывались в мелодию. Пифагор давал им имена богов.
Однажды в Сардах во время священного сна в храме Мена [64] ему приснилась чарующая мелодия. Потом он попытался проиграть её на кифаре, но не смог. И в ту же ночь он, как рассказывают (сам он этого не помнит), забрался на кровлю храма и ходил по её краю, как акробат. В Индии для него впервые прозвучала мелодия Геры с глухими тонами, вовсе не похожая на ту, какую он услышал, возвратившись на Самос. Эта же, новая мелодия, отличалась необыкновенной мощью. От неё захватывало дыхание. Казалось, летишь на её крыльях над ледяным безмолвием гор.
64
Мен — бог луны у лидийцев и ряда других народов Передней Азии.
Пифагор понял, что это зов Аполлона. Нет, не бога-младенца, родившегося на Делосе, не могучего победителя Пифона [65] , обосновавшегося на Парнасе, а сына Силена, побеждённого и похороненного близ храма.
От главных ворот Дельф до святилища Аполлона по змеившейся дороге было не более семи стадиев. Но на этот путь Пифагору потребовалось полдня, ибо он не просто шёл, а осматривал весь священный участок, ища прямоугольную плиту, на которой ему нужно было бы написать: «Аполлон, сын Силена». Наконец он заметил такую плиту и вынул захваченный с собою резец.
65
Пифон — в греческой мифологии чудовищный дракон, рождённый Геей (землёй).
Вдруг он услышал старческий женский голос:
— Что ты делаешь, сын Мармака?
— Какого Мармака? — яростно воскликнул Пифагор. — Мой отец — резчик камней Мнесарх. Я не знаю никакого Мармака.
Жрица пронизала Пифагора острым взглядом.
— А я знаю. Я ему служу. Это он дал тебе жизнь и имя.
— Ты бредишь, почтенная.
— Бредить истиной — моё призвание. Ведь я пифия, Фемистоклея, возгласившая твоё рождение.
— Ты-то мне и нужна! — воскликнул Пифагор. — Ведь меня призвал Аполлон. Я должен написать на плите: «Аполлон, сын Силена». Ты ведь это знаешь?