Пикник на Аппалачской тропе
Шрифт:
Утром отправил несколько деловых писем: Эйве, в Вашингтон — Диане с благодарностью, что она прислала мне конверт с чеком — «зарплатой» за второй месяц. Кроме того, надо было отправить письма в Москву, в международный центр данных с просьбой ускорить присылку книг в Боулдер. Это я обещал Роджеру Бари.
Потом Стен дал журнал Американского геофизического союза («ЭОС») с программой ежегодного весеннего собрания этого союза, которое через две недели будет проходить в Балтиморе. Стен хочет узнать, есть ли желание у меня поехать туда. Пока просмотрел тезисы докладов — прошел час. Решил не ехать. Дорого — вступительный взнос 110 долларов. Незаметно подошел ланч.
Иду к кофеварке, наливаю кружку, возвращаюсь в свою комнату и ем, гляжу через деревья на реку далеко внизу. Я уже выяснил, почему здесь нет пароходов. Оказывается, она судоходна всего миль на 150 вверх и все грузы на этом участке забирают в основном грузовики. Даже железная дорога почти не работает.
После работы Стен предложил мне поехать в банк, получить по чеку деньги. Я не мог это сделать один, потому что, во-первых, до банка (любого) я бы пешком не дошел, во-вторых, мне одному по чеку деньги бы не дали, не поверили бы. Нужно, чтобы с тобой в банке был бы кто-нибудь, у кого в этом банке счет и кого здесь знают. Поэтому мы поехали в банк Стена. Там я расписался на чеке, а потом на нем расписался и Стен. Только после этого, когда стало ясно, что у Стена на счету достаточно денег, я получил свою тысячу. Но носить тысячу долларов в кармане опасно. Потеряю или вытащат — и все. Поэтому я попросил поменять мои доллары на травелс-чеки.
Потом мы поехали к Стену домой посмотреть, привезли ли ему рабочие-строители четыре машины камней. Дело в том, что Стен делает у своего дома причальную стенку, выступающую в реку, и теперь забрасывает отгороженное досками пространство камнями. Но так же, как и у нас, рабочие каждый вечер обещают ему привезти камни и не привозят. «Кто-то им заплатил больше», — возмущается Стен. И на этот раз рабочих кто-то перехватил. Стен пошел звонить в контору. Сегодня они отговорились тем, что прошлой ночью шел дождь и поэтому не могли нагрузить машины камнями: грунт был слишком сырой.
— Могли бы и позвонить, — ворчал Стен, пока мы ехали в супермаркет, купить мне продукты.
Думал, что быстро управлюсь в магазине, но застрял на двадцать минут и купил много всего. Когда вышел — увидел, что и у Стена огромный пакет. Оказывается, что он от скуки зашел за мной и незаметно для себя увлекся покупками.
В 19.00, уже последним, пошел домой. Хотя нет, не последним. Многие еще и после ужина снова возвращались на работу. Кругом сновали машины, хотя официальный конец работы в 5 вечера. Я тоже взял с собой бумаги, но сначала решил поужинать и сварить борщ, который так любит Стен и хотят попробовать остальные ребята. До десяти вечера варил мясо, резал капусту, жарил свеклу…
Среда, 8 мая.Весь вечер и сегодняшнее утро смотрел ТВ. Вчера были, наверное, последние передачи, посвященные годовщине войны во Вьетнаме: парад ветеранов, рыдания, гневные слова…
А сегодня — передачи, посвященные победе по второй мировой войне. И ни слова о том, что Россия «тоже внесла свой вклад». А перед этим несколько дней всех трясло, вся общественность мира была взволнована, когда Рейган возлагал цветы на кладбище, где были похоронены эсэсовцы…
В субботу был на «субботнике». Называется он «День сохранения тропы». Оказывается, вдоль самого обрыва к Гудзону идет малозаметная дорога, знаменитая Аппалачская тропа, начинающаяся от самого Нью-Йорка, прямо от моста имени Джорджа Вашингтона, и идущая вверх по Гудзону до Аппалачских гор. Она — часть основной тропы, идущей к Монреалю на севере и до самой Флориды — на юге. Сначала думал, что это тропа пионеров времен Купера, которая и сейчас сохраняется в первозданном виде, так что многие идут по ней с рюкзаками и палатками. Во многих местах крутые скалистые спуски и подъемы тропы представляли как бы ступени из огромных плоских камней, как будто сделанных когда-то человеком. Оказалось, что они действительно сделаны человеком. Мне рассказали, что Аппалачская тропа, идущая с севера на юг через всю страну вдоль Аппалачских гор и имеющая ответвления к большим городам, была построена совсем недавно, в начале тридцатых годов, во время Великой депрессии, когда десятки миллионов людей были безработными. В это время президент Рузвельт предложил план гигантских работ по строительству дорог, благоустройству ландшафта, то есть таких работ, которые требовали огромное количество неквалифицированных рук и никаких дополнительных затрат: только ломы, лопаты и тачки. Таким образом он сумел дать работу многим. В нескольких местах встретил я, как старых знакомых, цветы нашей полевой гвоздики и много цветущей сирени.
Работали с 9 до часу дня — убирали с тропы упавшие на нее за зиму деревья и разросшиеся за прошлое лето кусты. А потом, как и полагается, устроили пикник, были поджарены на углях «горячие собаки» сосиски, появился ящик пива.
К вечеру заехал Питер Брушхаузен — альпинист и самый большой бродяга в Ламонте. Питер больше не работает в Ламонте. Он делает теперь какие-то удивительные фотографии у дна скважин в одной из нефтяных частных компаний. А в основное время занимается тем, что водит группы очень богатых искателей приключений на различные горные вершины Перу, Чили и Аргентины, в места, которые он так хорошо знает и любит.
— Ты, Игор, даже представить себе не можешь, как много, очень много богатых людей на свете, которые просто не знают, что делать со своими деньгами. Я тут недавно провел экспедицию по восхождению на самую высокую вершину Антарктиды. Но чтобы добраться к ее подножию, нужен был самолет. Мы купили списанный двухмоторный ДС-3 (наш Ли-2), поставили на него еще один — третий — мотор и решили лететь на нем. Я и еще два профессиональных альпиниста — аргентинцы, экипаж — три человека — англичане и еще десять человек — богатых любителей приключений. Каждый из них вложил в это путешествие более 50 тысяч долларов. Уже в Антарктиде на одном из ледяных плато у подножия наш самолет потерпел аварию, но мы сумели его исправить, и тут вдруг вышел из строя один мотор. Летчики отказались лететь дальше, так как предстояла посадка на плато, расположенное на большой высоте, а взлететь с этой площадки на двух моторах было невозможно. Тогда решили слетать на двух моторах в Аргентину и починиться там. Но мы забыли о войне на Фольклендах. Когда наш самолет прилетел из «ниоткуда» и корреспонденты пронюхали, что на нем много англичан, появились статьи о том, что мы шпионы, прилетевшие из Чили и собирающие сведения об Аргентине. Пришлось нам скорее уносить ноги, не дожидаясь починки. Так и не забрались мы на ту гору. А жаль! Но все равно, Игор, это было интересно, и, кроме того, за одну эту экспедицию, то есть за какие-то три недели я заработал больше, чем за полгода здесь… Но я скучаю о кораблях, плаваниях на судах Ламонт.
Оказалось, что Питер с Наташией решили показать мне ресторанчик с русской музыкой, который они любят. По дороге Питер рассказал много нового о старых друзьях.
Джей — механик с ледника Росса — по-прежнему во льдах где-то в Арктике, а потом поедет опять в Антарктиду. Но и он хочет все это бросить: нет времени для личной жизни, дом его все время заколочен. Правда, у него интересное хобби: он летчик, и у него есть свой самолет, на котором он возит туристов в Арктику. Так вот с самолетом у него произошли большие неприятности. Пока он был однажды в Антарктиде, кто-то из его друзей взял его самолет, улетел на нем куда-то в Южную Америку, а оттуда вернулся в США с наркотиками… Джею ничего не сделали, самолет тоже оставили: ведь Джей в это время был на Южном полюсе — алиби полное. Но где-то против его фамилии поставили навечно «галочку». И теперь куда бы Джей ни ехал из США и откуда бы он ни возвращался, ему на таможне непременно говорят: «А вы пройдите сюда». И просят раздеться донага и просматривают каждую складку платья. «Простите за беспокойство, можете идти». И так всегда. Обе стороны прекрасно понимают, о чем идет речь.
Пока разговаривали — доехали до ресторана на Брайтон-Бич. Народу там было много (субботний вечер), музыка действительно была «русская». Точнее, оркестр играл и певец пел романсы или блатные песни, а две негритянки отбивали такт и выкрикивали по-русски две-три фразы. Казалось, что в ресторане одни американцы, но вот оркестр заиграл «Одессу», и половина зала встала и, стоя, пела вместе с певцом припев: «Ах, Одесса, жемчужина у моря! Ах, Одесса, живи и процветай!..»
Опять судьба свела с Брайтон-Бич и «третьей волной». Молодой худой очкарик лет тридцати, эмигрант по фамилии Герц, возвращался в сабвее домой. К нему пристали четыре черных подростка и стали требовать пять долларов. «Ах, вам пять долларов, — сказал Герц, улыбаясь. — Сейчас достану, минуточку…» Залез в карман, вытащил пистолет и положил всех четверых одного за другим. Правда, двое остались в живых. Начался суд, который всколыхнул всю страну. Впервые, пожалуй, за многие годы человек оказал открытое сопротивление грабителям. Лучшие адвокаты защищали Герца и его право на сопротивление. Дело дошло до Гранд-жюри — Верховного суда — и этот суд признал его виновным только в незаконном ношении оружия. Разрешение на хранение оружия дома он имел, но закон запрещает ношение даже зарегистрированного оружия или любых игрушечных моделей пистолетов на улицах Нью-Йорка. Короче, Герца отпустили под небольшой залог. Ему бы «лечь на дно», а он начал кампанию за вооруженное сопротивление грабителям. Сначала его поддержали, он стал национальным героем. Журнал «Тайм» и многие газеты печатали его портреты. Но вот начали появляться и другие заметки. То в одном, то в другом городе люди стали открывать огонь на улицах, в метро и автобусах по самым ничтожным поводам. И страна задумалась — прав ли был Герц, открыв беглый огонь в метро? А тут еще и национальные чувства. Черная община сочла решение Гранд-жюри антинегритянским. Таким же сочли его и многие белые. Когда я первый раз ехал в сабвее, еще не зная, кто такой Герц, в каждом вагоне подземки висели плакаты, на которых был нарисован человек в очках с дымящимся пистолетом, а под ним надпись: «Если бы Герц был черным, он давно бы сидел за решеткой!» Новые адвокаты взялись защищать оставшихся в живых черных подростков, подавших жалобу. И вот обнаружилось, что одного из погибших мальчиков Герц вначале ранил, стреляя в спину, а потом уже добил вторым выстрелом. И вся картина представилась в ином свете. Герцу снова предстоит встретиться с Гранд-жюри. И опять собирается с силами «третья волна», готовясь к борьбе с черными, которую она начала много лет назад, еще на берегу Брайтонского пляжа, и победила. Кстати, семья Питера поддерживает контакты с той парой из Бруклина, о которой я писал два года назад. Они тоже были на ужине. Толик получил-таки диплом дантиста и теперь имеет лицензию для самостоятельной работы в штате Нью-Йорк. У него уже есть кабинетик в доме, который когда-то целиком занимал «фут-доктор».