Пикник на острове сокровищ
Шрифт:
– Ваш прибор врет! – возмутилась Николетта. – Он должен сейчас ровнехонько полцентнера показать, я считала!
– Так небось утром, в ванной взвешивались, – не растерялась хозяйка плюшевой горы, – ясное дело, ближе к ночи человек тяжелеет.
– Вы полагаете, любезная? – проявил неподдельный интерес к разговору Владимир Иванович.
– Сомнений нет, – хмыкнула собеседница, – сколько мы за день жрем!
– В «Лобстерхаусе» неправильно указывают вес порций, – затопала ногами Николетта, – обманщики!
– Скорей уж они больше граммов
– Это все вода! – осенило меня. – Николетта, ты же запивала ужин!
– Ну и что? – плаксиво протянула маменька, – разве от жидкости вес прибавится?
– Конечно, – улыбнулся я.
– Но в меню ничего не было про минералку, – напряглась она.
– И тем не менее ты после салата выпила бокал, двести пятьдесят миллиграммов, затем осушила еще один, поедая лобстера, следом запила стейк из акулы, а напоследок, отказавшись от кофе, выпила еще стаканчик минералки. Вот он, лишний литр, – быстро произвел я подсчеты.
Маменька погрозила мне пальцем:
– Вава, не надо держать женщин за дур! Я очень хорошо знаю, литр жидкий, при чем тут килограммы?
Я все же умудрился объяснить ей суть проблемы, поверьте, это было не просто. Николетта принадлежит к категории людей, которые на вопрос: что тяжелее, килограмм пуха или килограмм гвоздей, возмущенно отвечают – понятное дело, железо весит больше. То, что килограмм, он и в Африке килограмм, хоть что ни взвешивай, до многих милых дам отчего-то не доходит.
А Владимир Иванович, вместо того чтобы прийти мне на помощь, снова выпал из действительности – похоже, у моего отчима защитная реакция, как у хамелеона. Тот тоже в момент опасности каменеет и пытается слиться с окружающим пейзажем. Интересно, кто его закалил подобным образом? Тут явно не обошлось без особы женского пола, лишь при общении с прелестницами представители сильной части человечества обретают реакции ящеров. Впрочем, кто бы ни была предшественница Николетты, она не годится маменьке и в подметки. Поживет Владимир Иванович в тесном контакте с госпожой Адилье и научится еще в придачу к окаменению менять цвет кожи.
Глава 23
– Я хочу зайку, – разрыдалась маменька.
– Милая, дорогая, – заметался вокруг жены Владимир Иванович, – сейчас принесу, котеночек!
Я не успел и моргнуть, как он рысью бросился в глубь торгового центра.
– Зайку, – капризничала Николетта, – Вава, сделай что-нибудь!
– Если грабли реагируют на вес, то, боюсь…
Тут маменька стукнула кулачком по стене.
– Не занудничай! Быстро придумай, как мне потерять килограмм!
– Не знаю, – честно признался я, – может, побегать по коридорам?
Баба заржала.
– Ты в туалет сходи.
– Не хочу, – ответила Николетта.
– Тогда жди, пока приспичит, – веселилась тетка.
– Вава! – велела маменька. – Ступай в аптеку.
– Зачем? – насторожился я.
– Купи немедленно слабительный чай!
– Но, Николетта, он же подействует через десять часов, не меньше, – попытался я образумить маменьку.
– Ах вот как, – возмутилась капризница, – элементарной просьбы выполнить не можешь! Так я и умру без помощи!
Решив не спорить с закусившей удила Николеттой, я потрусил по магазину в поисках лавки с лекарствами. Пришлось потратить довольно много времени, чтобы приобрести нужное. Провизор был молодой, но работал невероятно медленно, будто под наркозом.
Через полчаса я вернулся к ящику, набитому плюшевыми уродцами, и обнаружил там лишь одну бабу, восседавшую на стуле.
– А твою-то милиция замела, – радостно возвестила она.
Я чуть не упал от неожиданности.
– Как?
– Очень просто. Руки за спину заломили и утянули, – веселилась тетка, – чистый цирк. Она одного мента укусила, второго лягнула, а как орала! Я думала, ща крыша рухнет.
– Вы ничего не путаете? – обморочным голосом поинтересовался я. – Николетта светская дама, по какой причине ее в участок забрали?
Бабища зафыркала, словно попавшая под дождь кошка.
– Сказали, что статья имеется, за гиб… кс… изьм! Слово больно заковыристое! Во, я и не вспомню.
– И куда ее повели?
– Туточки близенько, налево и до конца галереи, – охотно пояснила баба, – да, зайку она вытащила! Вот настырная! Ухитрилась-таки!
На секунду мне стало интересно, каким образом маменька достигла цели, но, поскольку ящик с игрушками выглядел целым, а его хозяйка невредимой, я решил заняться более серьезными вопросами.
Я побежал по коридору и в конце концов уперся в серую дверь с надписью «Милиция». Потянул ручку и чуть не оглох.
– Сейчас за мной придут! Вы ответите! Немедленно позовите сюда мужа и Ваву! Адвоката! Врача! У меня инфаркт! «Скорую»! Фу, чем тут воняет! Уберите этого парня, он ел чеснок! Кто вам разрешил употреблять этот овощ? На дух его не переношу! Откройте форточку! Закройте, дует! Воды! Нет, не этой! Минеральной! Фу! Фу! Я не пью из-под крана! Отвратительное обращение!
Переведя дух, я вошел в маленькую комнатку, где за письменным столом восседал мужчина моих лет с мелкими звездами на погонах. У стены жался молоденький сержантик, вид у него был не ахти, бледный и запуганный. Я пожалел паренька, Николетта, если ее обозлить, страшна в своем гневе. А сейчас устроившаяся на колченогом стуле маменька напоминала настоящую фурию.
– Разрешите войти? – вежливо поинтересовался я, очень удивленный нарядом Нико.
По какой причине она закуталась в милицейскую шинель?
– Уйди, мужик, – устало махнул капитан, – потом заглянешь.
Николетта повернула голову и усилила звук.
– Произвол! Геноцид! Непременно пожалуюсь в Комиссию по правам человека! Возбужу дело в Международном суде в Гааге! Это Вава!
– Кто? – обморочным голосом спросил капитан.
– Иван Павлович Подушкин, – быстро представился я, – сын дамы, которую вы арестовали.