Пилот на войне

Зорич Александр

Змеей вдоль колес бэтээра вне сектора обзора. Наблюдатель в утробе машины видит лишь верхнюю полусферу.

Офицер разворачивается и уходит к передку вездехода. Часовой смотрит вслед.

Пора!

Два прыжка над землей. Ствол пришелся точно в центр нашейника снизу вверх. Пуля должна была рассечь позвонки и выйти через лоб. Салман подхватил оседающее тело, обняв за грудь. Ладонь на автомате, чтобы не звякнул при падении.

Секунда.

Прыжок на подножку кабины, дверь на себя. Нет блокировки! Естественно, от кого здесь запираться? Хорошо! Иначе пришлось бы стрелять в замок.

Удивленные глаза водителя. Выстрел.

Три секунды.

Капитан идет быстро, уже поравнялся носом машины.

Салман прыгнул с подножки и в пять шагов догнал офицера. В руке покоилась увесистая блямба с вакуумной присоской на обратной стороне.

Бросок!

Генератор волновых колебаний прилип к шлему, а Салман намертво скрутил командира роты. Мелковат пехлеванчик, кстати. Даже в шлеме едва достает до носа.

Секунда.

Пехлеван сопротивлялся одно мгновение, а потом обмяк и осел мешком.

Тело в скафандре улеглось на плече, и Пино бросился к высохшему руслу по заранее разведанной дуге, которую не должны увидеть из бэтээра.

Она очнулась в…

Повертела головой. Голова страшно болела. Ранение? Контузия?

Интерьер очень напоминал медицинский отсек. Лежит на столе, без шлема, волосы прилипли к чему-то, что может быть только кровью. Потолок был низкий, бронированный. Глаза резал яркий свет, а позади угадывались очертания медицинского комбайна.

Значит, ранена. Или откуда столько крови? Ранена и попала в медбэтээр.

— В какой я роте? — Спросила она, не узнавая обстановки. Внутренности машины весьма отличались от привычных.

Свет заслонила фигура врача. Синий передник поверх комбинезона, руки в перчатках подняты вверх ладонями к себе. Перчатки свежие, а передник густо измазан кровью.

— Вы, милейшая ротмистр, в батальонной машине медпомощи. Вовсе не в роте.

У врача был чистейший хосровский выговор. А вот лицо незнакомое.

— Я вас знаю? Батальонный хирург — доктор Парвиз, что с ним? И что со мной? — Она сделала попытку встать, но голова наказала ее вспышкой боли.

— Лежите, лежите. — Доктор мягко, но непреклонно вернул ее на место. — У вас сотрясение мозга, ничего страшного. Далее, я не знаком с достойным коллегой Парвизом, потому что я хирург 11-ой штурмовой бригады, Eurowehr, то есть армия Европейской Директории. Ричард Фарагут, к вашим услугам. А вас как зовут?

Ротмистр от неожиданности охнула и вновь попыталась вскочить. На этот раз к столу ее припечатали совсем не мягко. Тяжелая, очень тяжелая рука в тактической перчатке появилась из-за головы и толкнула в грудь.

Вслед за рукой в поле зрения показался ее обладатель. Огромный, короткая борода, скуластое лицо, ломаный нос, лысая голова в шрамах. Кожа смуглого человека, много лет не видевшего солнца. Глазки маленькие, налитые кровью, злые и пронзительные.

— Вот твой планшет! — Перед лицом затрясся ее собственный командирский планшет, выдранный с мясом из предплечного сегмента. — Назови пароль доступа! Имя, звание, часть приписки!

— Я ротмистр Второго Народного кавалерийского полка Хвови Аноширван, номер 3506-17! И я вам ничего не скажу!

Она поняла, что попалась. Но как?! Из расположения?! В тылу?! Последним воспоминанием был штабной фургон, вот она выходит, перебрасывается парой слов с часовым, спешит к вверенной роте, скоро атака, резкая боль… Неужели?! Но как?! Под носом у целого отделения охраны в бэтээре! Почти в центре позиции! Этого не может быть!

— Салман, друг мой, покинь помещение, или помолчи. У меня мало времени, очень много раненых, а ты мешаешь. — И к ротмистру. — Лучше все рассказать. Честно.

— Мне вам нечего сказать.

— О! Вам есть что! Я умею быть весьма убедительным. Вот это скальпель. — Перед носом показался хрестоматийный медицинский инструмент. — А у меня, как я говорил, совсем нет времени…

— Вы не имеете права! Пытки военнопленных запрещены конвенцией… — начала было Хвови, но доктор ее перебил.

— Видите ли, ротмистр. Мы с моим другом имеем не вполне обычные биографии. Так что вы всё расскажете. А когда вы всё расскажете, Салман положит в ваши карманы пару ручных гранат. И вас разнесет на влажные ошметки так, что никакая комиссия по защите прав военнопленных никогда и ничего не раскопает. Вы меня понимаете? Салман, ведь мы можем?

— Запросто, — пробасил бородач.

— Намекаю: мой друг согласен. Вы будете со мной общаться, или мы приступим к интересному?

Доктор наклонился к самому ее лицу. И когда ротмистр Хвови Аноширван увидела его глаза, она поняла, что рассказать придется.

На нее уставился не человек. Через зрачки с той стороны на нее смотрела сама смерть.

Бригаде пришлось туго. Невероятно туго.

Развернулись в бой все, не только батальон Салмана Эстебана.

Еще один штурмовой налет: флуггеры, вертолеты. Едва отбились. Огрызок ПКО сработал, потрудились и пехотные расчеты с ПЗРК. Обученный пехотинец с «трубой» на плече очень опасен для любой низколетящей цели. Даже для тяжелых «Варэгн».

Глупо надеяться, что массированную атаку флуггеров можно отразить такими силами, но уважать будут — это точно. А значит, по головам ходить не осмелятся.

В довершение всего, подошли танки. Немного, двенадцать штук. Но остановить их было нечем.

Клонская броня вперед не высовывалась. Маневрировала в тылу, накрывая цели по указанию корректировщиков и БПЛА. Не хотели подставляться под убойные управляемые ракеты!

Противостоять им могли лишь самоходные орудия, которых оставалось все меньше.