Пилот особого назначения
Шрифт:
Здесь лезвие к лезвию бились выверенные боевые механизмы. В тот день я не видел живым глазом ни одного «Абзу», ни одной «Варэгны», ни одного «Джерида».
Значок захваченной цели на тактическом экране, пуск рекомендованного боеприпаса, уход с рубежа. Всё.
Черное небо, флуггер вздрагивает при пуске ракет, гудят стрельбовые накопители лазеров, ровно и мощно работает термоядерный реактор.
Мат в эфире. Гаснут красные метки «аспидов», гаснут зеленые метки своих.
Пуски фантомов, облака диферрофуллерена, штатные и сверхштатные режимы уклонения. Пустеет боеукладка.
Мы идем на «Дзуйхо». Прием боевой нагрузки, дозаправка, новый приказ.
Но!
Рутина повторялась шесть раз!
Шесть боевых вылетов, товарищи! Подряд, без отдыха, не вылезая из кокпита! Именно поэтому я называю этот день «самым длинным в году».
В 7-32 по местному мы стартовали с Новогеоргиевска и только в 19–48 мы получили распоряжение сворачивать удочки. Двенадцать часов в космосе! На прицеле у клонских пилотов — ох каких тренированных!
За это время наши ВКС вдребезги продули эскадренное сражение. Образцовая оборона цитадели Грозный, считавшейся одной из лучших, была взломана в стратегическом масштабе.
В строю (ненадолго) оставалась одна орбитальная крепость из восьми. Тяжелые батареи ПКО выбиты на девяносто процентов. Половина истребителей наземного базирования уничтожена или повреждена. Ударные соединения флуггеров перестали существовать как организованная боевая сила, перемолотые в бесконечных атаках клонских звездолетов.
Между тем, авиакрыло нашего древнего и очень легкого авианосца выступило на пять с плюсом. Мы потеряли всего девять истребителей и шестерых пилотов! Впрочем, ничего удивительного — основу авиакрыла составляли матерые, матерейшие летуны. Пилоты-инструкторы с таким налетом, что хватит на десяток ребят! Один товарищ Булгарин чего стоил!
Итак, мы вернулись на «Дзуйхо» и наконец получили разрешение выбраться на палубу.
Я едва успел снять шлем и сдать его техникам, как трансляция раскатила по ангару команду «на построение»!
Пилотская братия бодро высыпала на палубу перед носовыми обтекателями флуггеров. По правую руку от меня переминался Комачо Сантуш. Даже уставная выбритость и скафандр «Гранит» с лейтенантским погоном не могли замаскировать совершеннейшего гражданского шпака.
Мой ведомый потерянно переминался с ноги на ногу и озирался в тени «Горыныча», чью плоскость украшал фундаментальный лазерный ожог. Он справился с абсолютно незнакомой машиной в бою, но вовсе не представлял, что делать по команде «стройся».
Его маневры были особенно заметны на образцовом военном фоне, да и «Гранит» — не балетная пачка, любые телодвижения сопровождаются почти тектоническими эффектами, все-таки полтора центнера брони!
«Чего делать-то?» — вопрошали панические глаза моего друга.
— Замри смирно, смотри вперед, руки по швам! — прошипел я. — Вот так и стой!
Шевеление улеглось, шеренга встала стеной перед волноломами флуггеров. Вдоль строя шагал одинокий Лев Михайлович Кайманов, как всегда подтянутый, но очень хмурый. Он замер в геометрическом центре палубы и возвестил:
— Товарищи! Боевые друзья! Я уполномочен заявить, что командование признало дальнейшую оборону планеты бесперспективной. Сражение проиграно. Продолжение борьбы приведет к ненужным потерям личного состава и матчасти. Неожиданное и варварское нападение Конкордии… сообщило врагу стратегическую инициативу, которой он воспользовался в полной мере… к сожалению. Мы вынуждены уйти и бросить наши наземные части без прикрытия. Это вынужденная жертва. Мне так же нелегко выполнить этот приказ, как и вам, но это приказ. Мы отступаем. Сражение проиграно, но не война! Обещаю вам, что мы вернемся и отомстим! И будем мстить, до тех пор, пока флаг России… и наш, товарищи, Андреевский стяг не взовьются над развалинами Хосрова!
Зазвенели последние слова, и зазвенела тишина. Весь строй замер, но теперь в полном недоумении.
Как? Как?! Оставить, бросить своих?! Да мы лучше… да мы лучше костьми ляжем!
Кайманов снял фуражку, пригладил волосы и продолжал.
— Адмирал Пантелеев лично связался со мной и вынес благодарность авиакрылу «Дзуйхо» за отличную службу. — Капитан откашлялся, подбирая слова. — От себя добавлю: ребята, вы дрались, как львы! Как наши предки… в небе Сталинграда! Также разрешите поздравить капитан-лейтенанта Глаголева с четырьмя сбитыми флуггерами, капитан-лейтенанта Булгарина с пятью победами. Так держать, товарищи! Наше пополнение в лице… отдельного авиаотряда ГАБ… короче, пилота Румянцева поздравляю с тремя победами! А теперь: разойдись! Летный состав ГАБ прошу по сдаче скафандров проследовать в кают-компанию, вас ждут. Всё.
Мы отступали.
О нет: мы улепетывали!
Мой чуткий организм говорил, что, судя по отклонению вектора тяготения, силовой эмулятор парировал смертельные перегрузки. Авианосец выдавал под 100М, в любую секунду готовый уйти в Х-матрицу!
Кают-компания в нашем случае — кают-компания пилотов. От летной палубы до четвертого отсека и три палубы вниз. Кто бы это мог нас ждать, дайте догадаться?
В пустой комнате, среди диванов и столиков стоял товарищ Иванов в черном костюме, белой рубашке, при галстуке. Прямой, как мачта Х-связи.
Выбрался все-таки с Грозного!
Он кивнул нам, будто ничего не произошло. Попросил рассаживаться. Отдельно подошел к Сантушу, справился, как воевалось на новой машине. А потом и ко мне.
— Наслышан. Три победы. Поздравляю, — и коротко пожал руку.
Потом сел в кресло и заговорил.
— Вы опять поступаете в мое распоряжение. Счастлив видеть вас всех здесь.
— Как вы… выбрались? — спросил Ревенко на правах старшего.
— Неважно, — отмахнулся Иванов. — Важно то, что я выбрался не один, а с уникальной матчастью. Это значит, что у нас еще получится поработать. К сожалению… в связи с привходящими обстоятельствами, наши основные усилия переносятся на новое направление. Мероприятия по разведке угрозы «Фактор К» мы сворачиваем. Перед нами — новая угроза… м-да. Статус ЭОН и чоругские флуггеры в условиях войны сообщают нам массу возможностей. Как разведывательных, так и диверсионных. Работать будем в прежнем ключе, выполняя специальные операции. Я связался с Центром… кстати, на Земле образован Совет Обороны во главе с бывшим Директором Тяжелой и Специальной Промышленности товарищем Растовым. Так вот, мы отныне подчиняемся непосредственно ему. Это теперь и есть Центр.
Иванов замолчал, чтобы мы прониклись. Кто как, а я проникся. Не в том смысле, что это невозможно круто, нет. В другом смысле: шансы неизменно героически притушить дюзы выросли просто колоссально!
Балда Сантуш нарушил момент, спросив, кто такой камрад Растов и почему он о нем никогда не слышал.
— Тебе же сказали: глава Совета Обороны, бывший Директор Тяжелой Промышленности, — пояснил Ревенко.
— Это хорошо. — Откликнулся Комачо, почесав бородку. — Так все же: кто он? Кому мы подчиняемся? Отчего я не знаю кто это?