Пилот вне закона
Шрифт:
Потому что это мой любимый истребитель РОК-14 «Горыныч»! Модификация старая, одна из первых, и это хорошо — именно на таких Родина выжимала все соки из моего кадетского тела.
«Алые Тигры» захватили его пару лет назад в драке с эскадрильей «Эрмандады», которая умудрилась закупить несколько таких машин. Пилота убил сноп осколков, но в целом экстерьер флуггера пострадал на удивление слабо. Так истребитель и улетел в бездонную глубину Черного Неба, подчиняясь силам инерции, никем неуправляемый. Там его реприватизировали трапперы в силу жадности, управляемые ею же.
Не бросать же такого красавца, в самом деле!
Флуггер был в полном порядке, а я нет, на что имелась веская причина в виде пренеприятной тактической задачи: победить или умереть. Именно так: поражение в гонках означало для меня смерть, если вы помните резюме Гая Титанировой Шкуры по поводу моей персоны.
Умолчим, что в ходе самого состязания я мог убиться. И очень даже легко, учитывая условия и конкурентов.
Вот они, по правую руку от меня: Йоганн Вестервальд, Чарли Небраска и Фэйри Вилсон — все неоднократные и испытанные участники подобных полоумных развлечений. Их флуггеры разительно отличаются от машин привычной компоновки. Отличаются настолько, насколько сознание нормального человека отличается от психики чокнутого пилота нелегальных гонок.
«Алые Тигры» тоже располагали несколькими гоночными «торпедами», рожденными для скорости и экстремального маневра, однако я сознательно отказался садиться в кабину такого нечто. Но об этом ниже.
Пока же обрисую диспозицию.
Перед нами стартовый узел: восьмигранная шайба поперечником триста метров. Их всего тридцать штук, на каждую тысячу километров зубодробительной трассы, проложенной между троянцами Адагры.
Кольца — контрольные точки, пролетать сквозь них надо обязательно. Это одно из немногих правил — чтобы, значит, никто не думал резать углы.
Кроме того, на кольцах установлен ансамбль лазерных излучателей, которые высвечивают сложно-фигурную колбасу гоночного туннеля. Но в космосе отсутствует среда, на которой лазерные лучи могли бы давать рассеяние и становиться видимыми для глаза. Поэтому и пилоты, и зрители — все мы видим гоночный туннель лишь в силу того, что его дорисовывают для нас на экранах услужливые парсеры. Но специальные приемники лазерного излучения, установленные на всех наших машинах, чувствительны к лазерным «стенам» гоночного туннеля, и если флуггер пролетает сквозь них, отклоняясь от трассы, мы получаем тревожный сигнал-предупреждение.
И хотя за лазерные стены правилами вылетать не возбраняется, именно они задают для нас «условно безопасный» маршрут. Вне этого маршрута — масса астероидов; гоночный трек специально проложен вот так, впритирку, чтобы максимально повысить требования к мастерству пилотов. Ушел с трассы — считай покойник.
Заодно маршрут забит в парсеры. На этом, увы, полезность парсеров для данного мероприятия исчерпывается. Функции автопилотирования намертво заблокированы, работают только радар и тактический экран, для удобства ориентирования.
Доблесть я ощущал просто невероятную!
Да, ваш неумелый рассказчик — мастер пилотажа. Да, «Горыныч» — могучая, верткая зверюга, казалось бы, созданная для таких приключений. Но это только на первый, очень поверхностный взгляд.
Мы оба — солдаты. Нас обоих выковали, замесили, сварили для войны, а не для короткого взрывного сверхнапряжения гонок. И я, и мой флуггер — инструменты чрезвычайно широкого профиля, из всех аспектов которого только и складывается злое слово «война».
Война — это не гонки «кто вперед». Более того, даже бой — не единственная задача на совести истребителя. «Горыныч» должен хранить жизнь и работоспособность товарища пилота и в ходе затяжного суточного перехода, и во время яростного спринта на высоте двадцать метров над поверхностью планеты.
Он должен входить и выходить из любой атмосферы, выдерживать попадание пулеметной пули и долгую бомбардировку корпускулярным потоком солнечной радиации.
Война только на один процент состоит из адреналина сражения. Все остальные проценты приходятся на рутинное занудство: марши, тактические маневры, разведку и прочие эволюции.
А зачем все это гоночной машине? Она рассчитана на час-полтора работы. Те увешанные связками двигателей монстры, что застыли сейчас у стартового кольца, ощущая локтем мою печень, даже в атмосферу планеты нырнуть не сумеют, а нырнув — не сумеют приземлиться; зачем?
Вывод простой: и меня, и «Горыныч» надо было основательно готовить к непрофильной нагрузке.
Рядом с точкой старта болтаются два парома. Они набиты публикой, падкой до живого присутствия. Видеть своими глазами и через посредство электроники — совсем не одно и то же, это вам подтвердит всякий любитель заемного адреналина. Миг, когда машины на столбах пламени проносятся прямо перед тобой, дорогого стоит.
Очень, кстати, дорогого. Места на паромах продавались за какие-то невероятные деньги и были раскуплены подчистую за два дня.
С третьего парома взлетали мы — участники. Двадцать четыре часа наши машины и мы провели на нем, чтобы, значит, никто не нахимичил с флуггерами, чтобы с гарантией!
Ну и безопасность, как же без нее? Двенадцать истребителей — по шестерке от «Синдиката» и «Тигров». На всякий случай.
С диспозицией все.
Теперь скажу о подготовке.
Готовились знатно целых семь дней. Финансовая часть отдельно, ясен пень — барыжили билетами, подманивали народ на тотализатор, но это не моя сказочка. Моя не такая нудная, поскольку пахнет не казенной типографией, но сталью напополам с октогеном. [8]
8
Октоген — взрывчатое вещество, компонент ряда твердых ракетных топливных смесей.
Как только я заявил через коммуникатор Сантуша, что отвергаю обвинения в предательстве и готов соответствовать по Обычаю Граждан Галактики, меня сразу послали на технический уровень, где царствовал Абдулла Али Илмаз.
Тот самый пожилой турок, обладатель винтажного протеза для гляделки, совсем как у Бо Акиры. С той лишь разницей, что самурай был похож на киборга с правой стороны, а Абдулла — с левой.
Мы с Сантушем стояли в коридоре тюремного блока. Начальник охраны только что выпустил вашего покорного слугу из мест лишения и удалился, поглядывая с гремучей смесью неприязни и любопытства.