Пилот вне закона

Зорич Александр

Это означает скорую войну, сынок. Встряхнуть обывателя, дать ему пинка, реквизировать личное авто на военные нужды, сунуть мордой в реальность, где резаная бумага стоит ровно столько, сколько стоит бумага, плюс капля краски!

Многие думают, что болью и войной нас Бог наказывает — это ошибка. Он нас так лечит. Хоть и горька пилюля, но она помогает. Ценность возвращается на место стоимости, подлинное счастье занимает свое кресло, согнав удовлетворение. Танк, флуггер и линкор оказываются гораздо ценнее шале в горах, позолоченного авто и шубы из соболей. Не спасут соболя от орбитальной бомбардировки! В чести солдаты, ученые, учителя, изобретатели, инженеры и рабочие — их любят и уважают, потому что без них, без вас войны не пережить.

Поэтому, сынок, поправляйся, скоро ты будешь очень нужен. И знаешь что… никогда тебе этого не говорил, а зря… я люблю тебя, сын.

— Приветствую гражданина Румянцева! — не без торжественности сказал Боб Джи Кейн, входя в палату.

Он принес авоську с яблоками, коробочку махаонского инжира, запах машинного зала и густой черный бас, заполнивший всю комнату. Это было на третий день после моего пробуждения.

— Вот тебе лично от меня в знак примирения. Был не прав!

Мы одновременно почесали скулы, так как оба помнили, по какому именно месту ошибся Боб, и траппер продолжал:

— Все подозрения с тебя сняты, Гай справляется о твоем здоровье, шлет приветы, велит держать хвост саксофоном, как у него самого!

Про хвост мне показалось до того смешно, что я закашлялся. Голова отозвалась слабым подобием недавней боли — все-таки современная медицина творит чудеса!

— Ты, брат, такое устроил на трассе! Никогда не видел подобного шоу! Победили мы неожиданно, но все благодаря тебе. И победили красиво, опять же благодаря тебе! Спасибо. Все парни тебе рукоплещут, от себя добавлю: ты достучался до моего большого черного сердца! Ты у нас теперь ОВП — Особо Важный Пациент! Гай обещал, что, если ты умрешь, он кому-то что-то откусит.

Мы пожали друг другу руки, и я немедленно засмущался. Не выношу, когда меня хвалят в моем присутствии. Да еще с такой интенсивностью. Поэтому я поспешил сменить тему.

— Доктор Анна до того внимательна, что продержала меня трое суток на голодном информационном пайке, — сказал я. — Ничего не знаю, а интересно. Что происходит, как обстановка, чей Шварцвальд? Требую пояснений в нагрузку к яблокам!

Боб грузно опустился на банкетку по правую руку от меня.

— Ты бы видел лицо Блада! Как будто говна съел, честное слово! Но уговор Кормчий держит: планету передает нам. У него есть двадцать один день на работу в копях для возмещения затрат на операцию по захвату, как мы и договаривались на Кастель Рохас.

— Не имел возможности присутствовать, — напомнил я. — Деталей не знаю.

— Ах, ну да. — Боб почесал бородку. — В общем так: «Синдикат» пока на Шварцвальде, но основную флотилию из системы уже вывел. А через три недели мы планету забираем.

— А что за байка с координатами форта? Надеюсь, Блад в самом деле ничего не пронюхал?

— Кто же знает, Андрей? Разве он признается? Если Блад что и знал — к нам не полез, потому что понимает, что бой за «Вольный» — это не налет на копи, уровень потерь будет совсем иной. С другой стороны, в системе они торчали долго, причем совсем неподалеку. Что они могли разведать за это время? Мало ли!

— Боб, я не думаю, что дезинформация была инициативой и идеей Блада, — сказал я уверенно. — Видишь ли, как бы тебе сказать… У нас с Фэйри Вилсон… Точнее, у нее со мной…

Кейн рассмеялся.

— Ха-ха-ха! Нечего мяться! Ты ее поматросил и бросил?

— Ну не совсем… короче говоря, я ее просто бросил. Не матросил. Честно.

— О брат! Ты или дурак, или романтик, я бы на твоем месте не терялся! Фэйри женщина что надо!

— Я бы сам не терялся, да только я безнадежно, по уши влюблен.

— Значит, романтик. — Боб кивнул: мол, суду все ясно, случай запущенный и все такое.

— Я ей отказал. Она сама намекала, предлагала, однажды даже пыталась… хм… добиться моей благосклонности силой. А я отказал. Понимаешь? — Я разволновался и начал жестикулировать. — Погоди, я договорю, иначе запутаюсь. Вдруг это важно?

Боб пробурчал что-то вроде: «Конечно, важно, молодежь, черт возьми».

— Так вот, она разозлилась, как… я даже не знаю, с чем сравнить! Я ее такой представить не мог, хотя вроде бы знал неплохо.

— Надо думать! Головой думать! — не удержался Кейн. — Отказать такой девке — это почти смертный приговор!

— Вот-вот! Я к чему и веду?! Эта тварь решила отомстить! Придумала комбинацию, мать ее за ногу! И ведь какое время выбрала, сучка! — Я не на шутку распереживался. Я только сейчас осознал, что Фэйри практически меня убила всего одной фразой. Не получилось, обошлось, но на больничной койке, как ни крути, я оказался по ее вине. — Уж не знаю, какую часть комбинации разработал Кормчий, но инициатива точно ее! Гадом буду! Как она меня подставила! Ох, до чего я ее ненавижу!

Боб внезапно округлил глаза, выпрямился, но потом как-то опал, сник и упер подбородок в кулак. Он заговорил, притопывая ботинком и покачивая головой, будто так легче думалось. Или убедительнее звучало, не знаю.

— Я тут подумал, что тебе лучше бы не спешить с выводами, гражданин Румянцев. Вилсон, конечно, сучка, спору нет, и вообще она из «Синдиката». Но насчет ненависти — это слишком ответственная эмоция, может повредить делу. Слушай мои мысли. Но сначала спрошу: ты что последнее помнишь в «Эстеглале»?

— Не знаю, — я честно силился вспомнить, но вспоминалось не особо. — Ты мне дал в рыло, я упал, потом меня отволокли к черному ходу и там наподдали парализатором. Я выключился. Все.

— Это понятно! Не о том спрашиваю! Ты что-то слышал? Или, может быть, тебе успели рассказать? Ты в курсе, чем закончилась сходка?

— Слышал? Ничего я не… — начал было я, но тут все-таки расцвела заря памяти, как сказали бы клоны. — Конечно! Я слышал выстрелы! Негромкие такие, но вполне отчетливые, будто стреляли с противоположной стороны здания… А что, это как-то связано?