Пин-код для Золушки
Шрифт:
Кальмар молчал, но слова Тощего, особенно насчет рыбного запаха, его задели не на шутку.
— А можно один раз рискнуть и сорвать большой куш! На всю жизнь хватит! Уедем на материк и заживем как короли! Выбирай!
Тощий взял дораду — с потускневшей чешуей и прилипшими кусочками газеты, она выглядела довольно неприглядно.
— Или останешься здесь, со всем этим? — Тощий обвел рыбой вокруг себя, как бы показывая убогую обстановку и пятна сырости на стенах. — С дружками, которые живут в развалинах, пока их не выгонят прочь, с покупателями, которые вечно тобой недовольны…
—
— Раньше бы ты этого не потерпел, — умело подлил масла в огонь Молчун. — Все ребята тебя уважали! И ты не боялся рисковать!
— Я и сейчас ничего не боюсь! — сказал Кальмар. В нем проснулся старый бродяга, который когда-то оставил с Молчуном длинный криминальный след в Австралии. — Считайте, я тоже в деле! Только делим все по-честному — на три равные части!
— Конечно! А как же еще?! — довольно спросил Тощий. — Там на всех с лихвой хватит!
Он бросил быстрый взгляд на Молчуна. У них не было привычки делиться со случайным «пассажиром». На конечной остановке тот мог получить только пулю. Но Кальмар, казалось, пропустил этот взгляд. Хотя у него тоже были похожие принципы.
— Ладно, сейчас я быстро сварю суп, и у меня есть заначка джина! — сказал гостеприимный хозяин.
— Отлично, друг! — улыбнулся Молчун. — Нам есть за что поднять стаканы!
И действительно, ужин с хорошей выпивкой удался на славу. Налетчики вспоминали былое, строили планы на новое дело, весело смеялись. Хотя мысли, бродившие в их головах, не отличались весельем, и единодушия в них не было…
Рыбный рынок находился в старой части города, неподалеку от грузового и пассажирского портов. Он располагался на вымощенной булыжником площади, по периметру которой стояли ратуша со старинными часами, несколько магазинов, рыбный ресторанчик и кафе-кондитерская. Им вряд ли удалось бы успешно сосуществовать на одной территории, но рынок работал только с рассвета до восьми часов. После этого прилавки, вместе с торговцами и остатками непроданных рыбы, крабов, омаров и других морепродуктов исчезали, упругие струи воды с моющим порошком ударяли в булыжник, смывая весь мусор, который тщательно собирался и вывозился уборщиками в резиновых перчатках и длинных брезентовых фартуках, мыльная пена уходила в чугунные решетки канализации, мостовая быстро высыхала.
К девяти на месте прилавков уже стояли столики и стулья, за которыми посетители завтракали или просто пили кофе с пирожными и булочками, ничто не напоминало о только что жившем здесь полноценной, насыщенной жизнью рынке. В воздухе витали вкусные запахи свежей выпечки, американо, эспрессо и капучино, аппетитный дух тлеющих в гриле углей; в них не вплетались даже запаховые оттенки сырой рыбы, которые могли испортить кулинарные ароматы. Собственно, таковым было условие для всех арендаторов.
Кальмар, оседлав старенький мотоцикл, приезжал на работу затемно, когда приходили с моря рыбацкие баркасы, полные утренним уловом. Он торговал всем, чем богат океан, без особой специализации: и рыбой, и креветками, и устрицами. Часто к нему
В конце очередного торгового дня, точнее утра, Кальмар убрал прилавок, сложил в пластиковый пакет половину небольшого лосося и два крупных куска тунца, остальную непроданную продукцию сдал за четверть цены в ресторан, получив часть расчета двумя бутылками джина вместо одной, что вызвало улыбку у пышноусого хозяина.
— Стал больше пить, Джек? — добродушно спросил он. — Но кто пьет один, тот чокается с дьяволом!
— Не волнуйся, Альфонсо, сегодня я иду в гости…
— Ну, если так — удачи!
В подсобном помещении Кальмар принял душ, вылив на себя бутылочку шампуня, чтобы отбить въевшийся в тело рыбный запах. Но на самом деле рыбий дух въелся не в тело, а в мозг — он преследовал Джека Клэптона всегда, как бы долго и тщательно тот ни мылся. Словно он на самом деле был настоящим кальмаром и никак не мог избавиться от присущего ему запашка, который, по его мнению, чувствовали и все окружающие. Чтобы исправить положение, он прыскал на себя по полфлакона «Ромашки» и поэтому если и был чем-то известен на рынке и вокруг него, то отнюдь не рыбным духом, а удушливым запахом дешевой парфюмерии, за который получил прозвище Одеколонщик.
Приведя себя в порядок и заменив вымышленный рыбный дух на реальное амбре «Ромашки», Джек поехал на Побережье Бродяг. Почти в самом конце он нашел небольшое бунгало с заколоченными окнами — верным знаком того, что в нем никто не живет, кроме, может быть, бездомных.
Незапертая дверь со скрипом открылась. Даже при скудном свете из небольшого окна в задней стене было видно, что внутри бунгало имело столь же жалкий вид, как и снаружи: покрытые плесенью щелястые стены, подпертый толстой доской просевший потолок, с которого то и дело сыпалась какая-то шелуха, два подобия кроватей по углам и стол без скатерти, за которым сидели двое не очень аккуратных мужчин, напряженно вглядывающихся в сторону скрипнувшей двери. На вид одному было лет тридцать пять, второму немного поменьше.
— Привет, бродяги! — поприветствовал хозяев Кальмар. В его обращении не было общеизвестного уничижительного или оскорбительного смысла, под ним не подразумевались опустившиеся типы, не имеющие ни дома, ни денег, ни уважения. Напротив, среди криминальной публики всех стран бродягой называют профессионального преступника, который часто меняет места жительства и круг общения, и плывет по криминальным ветрам туда, куда они его несут.
— А, это ты, Джек, — сказал тот, что постарше. Оба расслабились и заулыбались.