Пингвины зовут
Шрифт:
На мгновение я задаюсь вопросом, а не предложит ли он мне вернуться на работу – проводить понедельники в компании велосипедных камер и втулок и нуждающихся покупателей. Он не предлагает.
– Я совсем не горжусь собой, – признаюсь я.
Безответственный. Вот слово, которое лучше всего меня характеризует. Гэв думает так про меня, и бабуля Ви, и вся чертова команда ученых с острова Медальон наверняка так думает. Это слово должно красоваться большими жирными буквами в самом начале моего резюме, потому что, черт возьми, совсем скоро мне придется снова заняться
Я заливаю в себя пол кружки пива.
– Безответственность заложена в мои чертовы гены, – говорю я Гэву. – Взять только моего отца. Испарился, когда мне была всего неделя от роду.
Там, где у обычных людей хранятся воспоминания об отцах, у меня черная дыра. Зато у меня сохранилось несколько воспоминаний о моей матери. Я помню, как она сидела на корточках и дула на угли в камине, освещенная тусклым светом. Я помню, как она кричала на меня, когда я забрался на каменную стену, которая ей казалась небезопасной. Я помню, как она оставила запутанные колготки на полу фургона. Когда я вспоминаю маму, я чувствую запах розового мыла и дешевого шампуня вперемешку с горьким запахом кислого пива. Я слышу, как она снова и снова ставит записи Джони Митчела. Я вижу грязь у нее под ногтями. А еще я помню горечь в ее голосе. И как она говорит «У тебя нет отца» каждый раз, когда я спрашиваю о нем. Мне было всего шесть лет, когда она покинула меня, но я все это помню.
Что же касается отца… Там, где должны быть воспоминания о нем, полная пустота. В моей жизни было не так уж много примеров для подражания, и теперь я думаю, что отец должен был быть таким. Как карта жизни, которая указывала бы мне, как я должен себя вести, что должен делать, когда мир катится к чертям.
– Ты в порядке, дружище? – спрашивает Гэв, наклоняясь ко мне и с тревогой заглядывая в мое лицо. – Выглядишь так, будто приведение увидел.
– Думаю о своем отце. Он давным-давно сыграл в ящик, но я все равно всей душой его ненавижу.
– Как можно ненавидеть человека, которого не помнишь?
Я пытаюсь объяснить.
– Я злюсь на него, будто все ошибки, которые я совершил в жизни – его вина.
Гэва мой ответ не убедил.
– И?
– Хорошо, несмотря на это, я хочу найти ему оправдание. Хочу верить, что у него была веская причина бросить нас с мамой. Хочу знать, что он раскаялся и сожалел об этом до конца своей жизни.
Гэв собирается сделать глоток пива, но замирает на пол пути. А затем он говорит мне именно то, о чем я думаю.
– Возможно, сейчас самое подходящее время это выяснить.
11
Мы все столпились на подъездной дорожке. Из такси вылезает крупная лохматая фигура и бросает рюкзак на землю.
– Рад тебя видеть, бабуля!
Я позволяю Патрику обнять меня своими удивительно крепкими руками.
Дейзи подбегает к нему, и он подбрасывает ее в воздух и несколько раз кружит в руках.
– Ты стал совсем как Дитрих! – кричит она, когда Патрик опускает ее на землю. Она видела фотографии всех членов команды острова Медальон, и считает бороду и усы
Дитриха до ужаса смешными. Честно говоря, Патрик
– Я тебя с трудом узнаю, – признаюсь я.
– А ты попробуй бриться каждое утро, когда ты в Антарктиде, – оправдывается он.
– Не собираюсь делать этого, – заверяю я.
Честно говоря, я действительно в последнее время обнаруживаю торчащие из подбородка волоски, и это меня невыразимо огорчает. Почему с возрастом волосы на голове становятся такими тонкими и редкими, но при этом начинают появляться над верхней губой, на подбородке и в других неподходящих местах, – этого мне не понять.
Одна из немногих ошибок в безупречном устройстве природы. Но я отвлеклась.
Патрик оглядывает дом и тихо присвистывает.
– Здорово снова оказаться в Баллахеях! Я уже и забыл, какого размера это место!
Эйлин выходит вперед и пожимает ему руку.
– Рада снова видеть тебя, Патрик. Будешь чай? Печенье? Кексики?
– Я испекла тебе кексики, – радостно сообщает Дейзи. – Эйлин немного помогла, но украшала их я сама.
– Значит, будем есть кексики!
Патрик изо всех сил старается быть веселым, но я замечаю мешки у него под глазами и напряженное выражение лица, скрытое бородой.
Во время чаепития мы в основном говорим о Пипе. («О, он уже совсем взрослый. Постоянно валяет дурака. Типичный подросток. Вы бы посмеялись»). Затем, когда Патрик устраивается в комнате, мы вместе отправляемся погулять по саду. Утренний иней растаял и увлажнил пористую землю, затопив газон.
– Ощущение, что я наступаю на липкий шоколадный бисквит, – восклицает Дейзи, хлюпая по земле своими красными резиновыми веллингтонами. Мы же втроем идем по мощеным дорожкам вдоль бордюров и кустарников. Год только-только начался, и поэтому я пока что не могу похвастаться разнообразием флоры в своем саду, но уже видно, что совсем скоро в саду зародится новая жизнь. На ветвях орешника уже выросли короткие зеленые сережки, а на заднем дворе, который я называю «дикой природой», показались первые ростки подснежников, некоторые из них уже даже успели отрастить белые лепестки.
Когда Патрик и Терри приезжали в прошлом году, мой внук был веселым и жизнерадостным, теперь же он совсем другой. Терри хоть и совсем не легкомысленная, но всегда старается сохранять позитивный настрой. Без нее мой внук кажется более хмурым и угрюмым.
Дейзи засыпает его вопросами:
– Когда Терри приедет?
Патрик процеживает сквозь зубы:
– Она не приедет.
Дейзи выглядит растерянной из-за его грубого тона. Но вскоре Эйлин отвлекает ее и уводит искать перья в саду. У меня есть несколько мгновений наедине с внуком.
Когда я спрашиваю о Терри, он морщится и выглядит смущенным. Оказывается, у них были некоторые проблемы с ее трудоголизмом и тем, что она уделяла ему слишком мало времени. А Майк, этот мрачный тип, все продолжал засыпать его колкими комментариями.
– Один из них особенно меня зацепил, – признается Патрик, но, что именно взболтнул Майк, не рассказывает.
Затем, судя по всему, случилась ссора из-за какого-то устройства в полевом центре, которая дошла до криков и брани. Тогда Терри предложила расстаться.