Пионер Советского Союза
Шрифт:
— Разрешите, Борис Евгеньевич? — в приоткрытую дверь кабинета просовывается вихрастая голова паренька лет восемнадцати.
— Что у тебя там, Матюшкин? — хозяин кабинета прерывает чтение очередного отчёта и с недовольным видом смотрит на вихрастую голову.
— Вот, у меня тут не получается, — виноватым голосом говорит голова.
— Балбес ты потому что, Матюшкин. Балбес и разгильдяй. Учишь вас, учишь, а толку чуть. Только юбки одни на уме.
— Не только юбки.
— А к Ковалёвой в столовой сегодня кто клинья подбивал? Думаешь,
— Извините, я больше не буду.
— Ага, «не буду». Так я и поверил. Да не торчи ты в дверях, заходи, раз уж пришёл. И дверь прикрой за собой, а то сквозит. Говори, в чём дело.
— Вот, не получается у меня, не сходится. Никак не пойму, в чём дело.
— Что это такое?
— Акт об утилизации, обычное дело.
— И что не получается?
— Так, положено же перед утилизацией подлинность проверять, а у меня не получается. Я всё по инструкции делаю, честное слово.
— И что?
— Вот, посмотрите какой червонец странный.
— А что в нём странного? Обычная ветхая купюра. Утилизуй смело, такую рвань выдавать людям мы права не имеем.
— Борис Евгеньевич, это фальшивый червонец.
— Опять же, что ж с того? Бывает. Но тогда утилизовать нельзя, составляй акт, в милицию передадим, а дальше уж пусть у них голова болит.
— Но это настоящий червонец, не фальшивый.
— Погоди. Сам же только что сказал, что он фальшивый. Ты что, пьян что ли, Матюшкин?
— Никак нет, трезвый.
— А что ж ты меня тут путаешь? Так настоящий червонец, или фальшивый?
— Настоящий. Но фальшивый.
— Это как?
— Я проверил всё, всё! По всем признакам это настоящие деньги. Вот только…
— Что?
— Червонца с таким номером в СССР не выпускалось…
[31.08.1940, 18:17 (мск). Москва, Кремль, рабочий кабинет товарища Поскрёбышева]
Старший лейтенант Синельников попрощался и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Всё, теперь у него точно совесть чиста и он со спокойной душой может идти домой отдыхать. И так уже задержался на работе на семнадцать минут дольше положенного времени.
Александр Николаевич посмотрел на закрывшуюся дверь, а затем перевёл взгляд на белый конверт в своих руках. Синельникову с его памятью он, конечно, верил, но лучше всё-таки перепроверить.
Поднявшись во своего стула, Поскрёбышев открыл сейф и достал оттуда фотокопию другого конверта. Сам конверт находился сейчас у Меркулова, но фотокопию его Поскрёбышев себе на всякий случай приказал сделать. Вот она и пригодилась.
А действительно, очень похоже. Можно, конечно, провести графологическую экспертизу, но и без неё видно, что писал, видимо, один и тот же человек. Такие характерные завитушки на буквах «р» он делал. Опять же, и письмо пришло из Ленинграда, как и то, первое.
Немного подумав, Александр Николаевич очень аккуратно вскрыл конверт, достал оттуда сложенный листок белоснежной бумаги и прочёл его. Ничего любопытного текст не содержал, обычное письмо с восхищением товарищем Сталиным и пожеланием ему здоровья. Самое обычное письмо, таких приходят десятки каждый день. Да, письмо обычное, и если бы не почерк автора, то оно прямиком направилось бы в архив. Но почерк, какой почерк!
Ведь Поскрёбышев знал о задании, поставленным товарищем Сталиным органам. Знал, что и НКВД и НКГБ буквально носом землю роют, пытаясь найти отправителя первого письма. И тут вдруг такой подарок — этот таинственный отправитель присылает ещё одно письмо.
Да, нужно сообщить. Только вот кому? Александр Николаевич сел обратно на стул и задумчиво посмотрел на телефон перед собой. Кому же позвонить? Берии или Меркулову, кому? Впрочем, решал этот вопрос заведующий особым сектором ЦК недолго. После ареста в прошлом году жены отношения Поскрёбышева и Берии сложно было назвать дружественными, так как Александр Николаевич имел веские основания предполагать, что тот арест произведён НКВД при самом активном участии наркома.
Поскрёбышев дал указание найти Меркулова и соединить его с ним для передачи важной информации. А пока он ждал за своим столом звонка главы недавно созданного наркомата госбезопасности, то рассеянно вертел в пальцах загадочный конверт. И взгляд его зацепился за странную надпись на тыльной стороне конверта.
Крошечными голубенькими буковками там было отпечатано: «Издатцентр „Марка“. Россвязь. 2007.»…
Глава 16
— …науке это неизвестно, — Александр Степанович разводит руками, умолкает, удивлённо смотрит на прыснувшую в кулак Ленку и продолжает: — Круглова! Что тебя так рассмешило? Разве я сказал что-то смешное?
— Извините, Александр Степанович, — немного смущается Ленка. — Просто Вы мне сейчас одного персонажа напомнили, он тоже так про Марс говорил.
— Какого персонажа? Из какой-то книжки? И из какой же, разреши полюбопытствовать?
— Да Вы её не читали, это очень малоизвестная книжка.
— Да? Возможно. Но это насчёт Марса мы не вполне уверены, а вот на Венере жизнь есть практически наверняка, ведь эта планета, фактически, близнец нашей Земли. И весьма возможно, ребята, что там мы даже встретим собратьев по разуму! И вам, именно вам, сейчас сидящим за партами, лет через двадцать доведётся общаться с ними. Как знать, быть может сейчас передо мной сидит человек, который первым начнёт исследовать джунгли и океаны Утренней Звезды!
— Нет там никакой жизни, — едва слышно бубнит себе под нос Ленка.
— Круглова! Что ты опять бормочешь?
— Я говорю, — громче, на весь класс, повторяет Ленка, — я говорю, что на Венере жизни нет. Никакой, ни разумной, ни неразумной. Вообще никакой.
— С чего ты взяла? Что, по-твоему, нужно для зарождения жизни?
— Жидкая вода и источник энергии.
— Хм… Несколько прямолинейно, но, по сути, верно. Так на Венере это есть.