Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза
Шрифт:
— Слушай, Томодзо, — решительно сказал Хакуодо. — Я не могу тебя подозревать, но в доме господина Хагивары живем только мы с тобой. Не думаю, чтобы украл ты… А впрочем, если человек присваивает чужое, это непременно отражается на его обличье. Покажи мне твое лицо, Томодзо, я хочу исследовать его.
С этими словами Хакуодо Юсай вынул из-за пазухи увеличительное стекло. Томодзо испуганно отшатнулся. «Как бы и вправду не узнал, беда тогда», — подумал он и крикнул:
— Вы эти шутки бросьте, господин! Нечего вам мою харю разглядывать, все одно она от этого краше не станет, харя-то…
Хакуодо сразу понял, в чем дело.
— Ну хорошо. Смотрите, однако, никому пока ни о чем не рассказывайте. Слышишь, О-Минэ? А я сейчас пойду в Симбандзуй-ин, доложу настоятелю…
Опираясь на палку, он отправился в храм и был сразу допущен в покои. Настоятель Рёсэки в простой голубой рясе неподвижно восседал на дзабутоне.
— Рад видеть вас в добром здоровье, как всегда, — произнес Хакуодо. — А жаркий сезон в этом году что-то затянулся…
Настоятель взглянул на него.
— Выбрался ко мне все-таки, — сказал он. — Ну что ж, подойди ближе… Да, вот и с Хагиварой неладное приключилось. Умер, бедняга…
— Я вижу, вам уже, известно…
— Сделать ничего было нельзя. Возле него все время крутился дурной человек, да и судьба у него злая. Все предопределено, так стоит ли волноваться?
— Не зря говорят, — заметил Хакуодо, — что за ваши высокие добродетели вам дано видеть события на сто лет вперед. Мне остается только благоговеть перед вашим искусством все предвидеть. Я же, недостойный, совершил оплошность…
— Ты имеешь в виду украденный талисман? Сейчас он зарыт в землю. Не беспокойся о нем, его обнаружат в августе будущего года.
— Я прожил долгую жизнь, — сказал Хакуодо, — видел хорошее и плохое, я умею предсказывать будущие блага и несчастья и определять суть человека, а вот этого узнать не сумел!
— Не все ли равно… Послушай, у Хагивары был, вероятно, свой храм, но ты похорони его рядом с могилой дочери Иидзимы. Судьбы их связаны крепко. Поставь над ним памятник и отслужи панихиду, ведь ты пользовался его благодеяниями.
Хакуодо пообещал все исполнить и вышел из храма. На обратном пути он не переставал удивляться способности настоятеля все предвидеть и угадывать, а вернувшись домой, сказал Томодзо:
— Господин Хагивара был добр к тебе и ко мне, давай же проводим его к месту упокоения…
Покойника обрядили и схоронили у храма Симбандзуй-ин.
Чтобы скрыть свое злодеяние, Томодзо решил переехать в другое место. Но как это сделать, чтобы никто не заподозрил неладное? Он долго ломал над этим голову, прикидывал так и этак и наконец придумал. Он стал рассказывать соседям о том, что к господину Хагиваре хаживали привидения. «Сам видел, — говорил он. — Приходили два привидения, молоденькая женщина в прическе симада и женщина постарше с фонарем в виде пиона… Кто их увидит, тот через три дня умирает. Страшно мне здесь жить, сил моих нет…»
Соседи пошли приделывать к этим россказням хвосты, к хвостам еще хвосты, и начали люди толковать, будто к господину Хагиваре привидения наведывались целыми толпами, а у источника в Нэдзу по ночам слышен женский плач. Наконец Хакуодо Юсай, будучи человеком робким, не выдержал и переехал в Канда на улицу Хатаго. Томодзо только того и ждал. Заявив, что страха больше вытерпеть не может, он вместе с О-Минэ переселился в родные места — в уезд Курихаси, через который идет дорога Накасэн-до.
Глава 17
Рассудив, что на сто рё, полученные от привидений, можно начать новую жизнь, Томодзо через своего приятеля, погонщика лошадей Кюзо, приобрел за двадцать золотых добротный дом, благо цены в те времена были дешевы, и под именем Сэкигутия Томодзо открыл на пятьдесят золотых мелочную лавку. Первое время муж и жена работали усердно. Приобретали товар дешево, продавали тоже дешево, так что о них прошла добрая слава. Стали говорить, что у Сэкигутия-де товар хороший да дешевый, покупать к ним сходились со всей округи, и дела у них процветали.
Но разве не справедливы золотые слова древних: «Боги не мешают процветанию смертных. Добиваясь процветания, человек побеждает небо, но вот он достиг желаемого, и небо побеждает его». Никогда еще не было и никогда не будет так, чтобы шальные деньги принесли добро. К апрелю следующего года Томодзо уже забыл про прежнее свое нищее житье, и захотелось ему пороскошествовать. Захотелось шелковых одежд с гербами, захотелось парчовых оби, захотелось кожаной обуви. Как-то раз, попивая вино в харчевне «Сасая», приметил он там одну красотку служаночку. Девка эта была собой приметная, лет двадцати семи, а на вид не больше чем двадцати четырех, и сердце Томодзо затрепетало. Поднявшись на второй этаж, он стал расспрашивать хозяина об этой служанке и узнал вот что. Не так давно в этом доме остановились путники, муж и жена. Муж, как стало известно, самурай, был где-то ранен в ногу, да так тяжело, что не мог стоять. Прожили они при харчевне довольно долго, вконец проелись, и поскольку кормить их за свой счет стало накладно, хозяин нашел им домик у дамбы, а жену взял в харчевню служанкой. Так они теперь и живут на ту мелочь, что зарабатывает жена. Выслушав хозяина, Томодзо решил, что за деньги эта баба разрешит все что угодно. В тот вечер он одарил ее несколькими медяками и ушел восвояси, однако с тех пор зачастил в «Сасая», принялся красотку улещивать, не жалея ни денег, ни слов, и в конце концов сошелся с нею.
Женщина эта была, конечно, О-Куни. Убив и ограбив Иидзиму Хэйдзаэмона, она вместе со своим любовником Миянобэ Гэндзиро бежала из Эдо к родным в Этиго. Но оказалось, что родных ее там больше нет. Не зная куда деваться, они долго блуждали по тракту Осюдзи, вышли на дорогу Симокайдо и еле живые добрались до Курихаси. Благодаря заботам хозяина харчевни им удалось продержаться еще немного, а затем О-Куни и вовсе опустилась, и тут ее нашел Томодзо. Хитрая и злобная О-Куни сразу поняла, что это скоробогач и из него можно извлечь пользу, поэтому позволила ему склонить себя к любовной связи. А Томодзо в свои сорок с лишним лет вообразил, что эта молодая красавица в него влюбилась, совсем потерял голову и проводил в «Сасая» все ночи напролет.
Между тем его жена О-Минэ места себе не находила от ревности и едва сдерживала себя, стесняясь прислуги. Однажды, заметив погонщика Кюдзо, проходившего мимо лавки со своей лошадью, она окликнула его:
— Эй, Кюдзо, что же это ты проходишь и не заглянешь к нам?
Кюдзо остановился.
— Здравствуй, хозяйка, — сказал он. — Это верно, давно у вас не был. И рад бы заглянуть на минуточку, да вот, видишь, спешу, груз тут надо в одно место отвезти. Нет, никак не могу. Спасибо тебе еще раз за деньги, что дала мне тогда…