Пир Джона Сатурналла

Норфолк Лоуренс

Еще одна загадка, подумал Джон. Но теперь он знал ответ.

— Никакое, мастер Сковелл. Пир принадлежит…

— Повару, все верно, — перебил Сковелл. — Но подумай вот о чем. Даже царь Тантал служил своему господину, чьи желания были для него законом. — Мужчина указал взглядом на сводчатый потолок. — В точности как мы с тобой, Джон.

Загадка приняла новый поворот, понял Джон. Но какому же господину служат они? Сэр Уильям никогда не спускался в кухни. Как и его дочь, разумеется.

Джон вообразил царя в пруду и

царские сокровища, плавающие вокруг него: сверкающую корону, рубиновый перстень, горсть золотых монет. Несъедобные богатства Тантала станут отменными кондитерскими изысками. Корона из сладкого теста и кремов, выдавленных затейливыми завитками. Перстень из жженого сахара, украшенный глазированной вишней. Монеты, отчеканенные из теста, запеченного до золотого блеска. Все это плавает в пруду из бледно-янтарного желе. Тантал заглянет в глубины столь прозрачные, что проникнет взором до самого дна.

Такой вот замысел намеревался воплотить Джон, когда взялся за дело, когда усердно трудился и когда доверил Симеону Парфитту последить за своим творением…

Теперь он уныло созерцал сажу…

— Почему бы Танталу не пожрать просто вареной говядины? — спросил Филип, отодвигая в сторону кожаный полог в дверном проеме, ведущем в подсобную. — Отличное блюдо. И для него не требуется голова мадейрского сахара…

— Что, совсем разучились стряпать? — раздался гундосый голос; Филип и Джон подняли глаза.

Землистое лицо обрамлял шлем черных волос. Под носом темнел густой пушок, уже и до настоящих усов недалеко. Уголки ухмылки лезли вверх, к черным кустистым бровям.

— Мы хотя бы что-то умели для начала, — отпарировал Филип.

Но Коук не сводил глаз с Джона:

— Опять бежим колдовать со Сковеллом, да? — Его физиономия раскраснелась и лоснилась от кухонного жара. — Вместе мешать в своих котелках, да, ведьмачок?

Джон шагнул вперед, но Филип быстро встал между ними. Коук с презрительной усмешкой прошел в кухню, толкнув обоих плечом. Джон взвесил в руке ковш и нахмурился.

— Да плюнь на него, — посоветовал Филип, потом постучал по ковшу костяшками пальцев. — Ты вот о чем думай. И о том, что скажешь мистеру Пейлвику…

Джон кивнул. Друг прав, конечно. На самом деле после той давней ссоры — а возможно, и до нее — Филип почти всегда был прав. Сахарный сироп, думал Джон, входя в подсобную. Загущенный вываркой из оленьего рога. Или из телячьих ножек для кристальной прозрачности. Съедобные сокровища в глубине…

Рано или поздно он изготовит это блюдо, не сомневался Джон. Как Симеон Парфитт рано или поздно научится следить за котелками. Он уговорит свое творение воплотиться, даже если для этого потребуется сжечь сотню медных ковшей.

Он очищал сахарные сиропы и разливал по ковшам. Замешивал тесто разных сортов и выпекал в самой медленной из печей Вэниана. Вываривал желатин из телячьих ножек и готовил глазурь.

Наконец он залил прозрачную смесь в тестяную корзину, где покоились «сокровища». Сутки в самой холодной кладовой Генри Пейлвика — и Джон с готовым блюдом отправился в комнату Сковелла. Главный повар поднес поближе свечу, и оба пристально всмотрелись.

В глубине мерцали леденцы, похожие на драгоценности. Корона лежала на боку среди россыпи золотых монет. Сковелл постучал ногтем по глазурной корке, потом отломил кусочек теста и принялся жевать.

— Это пруд, мастер Сковелл, — пояснил Джон. — В нем царские сокровища превратились в сладости. Теперь он может поесть…

— Я понял, — перебил Сковелл. — Вода очень прозрачная. Глазурь тоже. Как ты этого добился?

Джон задумчиво поджал губы. По правде говоря, он сам не понимал, каким образом мадейрский сахар вместе со всеми заправками в конце концов распустился и желировался столь удачно, — единственно мог сказать, что в ходе готовки лишь самый медленный жар обволакивал варочную посуду, отравляя недра пруда темнотой. А чтобы получить такую глазурную корку, он медленно водил раскаленным утюгом над самой поверхностью.

— Я держал сироп высоко над жаровней и углей в нее клал мало.

Сковелл одобрительно кивнул.

— Терпение, — промолвил он. — Вероятно, Тантала погубил недостаток терпения. И то, что он забыл нрав своего господина. Но мы с тобой не совершим такой ошибки, Джон.

Снова загадка. Какому же господину служит Сковелл?

— Отнеси это обратно в холодную кладовую, — распорядился главный повар. — Попроси мистера Пейлвика сберечь десерт в целости. Его должен отведать гость сэра Уильяма. Сэр Сачервелл Корниш, по словам мистера Паунси, служит сэру Филемону Армсли. А сэр Филемон служит одному лишь королю…

Джон кивнул, хотя и недоумевая. Какая разница, кто взломает глазурь, изготовленную со всем тщанием? Или зачерпнет ложкой желе? Ведь вся полнота и совершенство творения останется здесь, в его руках. Но уже в следующую минуту мысли Джона опять обратились к блюду. Желе из оленьего рога получилось более прозрачным, размышлял он в воскресенье. Но вот растворялась костяная стружка гораздо дольше… Выйдя на солнце после церковной службы, Джон побрел на луг, погруженный в свои думы. Громкий всплеск вывел его из задумчивости.

На другой стороне пруда он увидел знакомую фигуру. Коук взвешивал в ладони ком земли. Барлоу и Стаббс делали то же самое. Неподалеку от них топтался Цапля. При виде своих мучителей бедняга впал в беспомощное смятение. Он нерешительно шагнул вперед, потом назад, волоча по земле крылья.

— Эй! Отстаньте от него! — крикнул Джон через пруд.

Трое землеметателей повернулись к нему. Стоящий за ними Цапля растерянно хлопал глазами. Джон махнул ему рукой, прогоняя прочь, но Цапля зеркально повторил жест. Внезапно Джона осенила мысль.